Тридцатилетняя война и вступление в нее Швеции и Московского государства - [24]

В начале XVII в. к этой цели быстро продвигалась Швеция: она владела всей Северной и Восточной Прибалтикой; оттеснив в 1617 г. от моря Московское государство, Густав-Адольф уже готовился к успешной борьбе с Польско-Литовским государством за польское побережье Балтийского моря. Оставался еще один соперник — Германия, которой принадлежала восточная часть южного побережья. В Германии с завистью следили за экспансией шведов в Прибалтике и усваивали их наглядные уроки.

Интерес к Балтике стал развиваться в Германии не раньше того времени, как надвинулась угроза полной закупорки северного конца рейнской торговой артерии, питавшей некогда экономическую жизнь Германии. Южный конец этой артерии закупорился еще раньше: как отвалившаяся от горы скала запруживает реку, так отпавшая от Империи Швейцария запрудила альпийские проходы, связывавшие Германию со средиземноморским торговым бассейном. Запруженная река разливается, и южнонемецкий капитал в начале XVI в. вышел из своего старого русла и ринулся в новых направлениях. Поскольку сама средиземноморская торговля в это время отходила на второй план перед атлантической колониальной торговлей, спасение для немецкого торгового капитала состояло в приобщении к этой новой торговой сфере, благо северный конец старого пути, водный выход к Атлантическому океану через Нидерланды, оставался открытым. Но атлантическая торговая сфера составляла монополию Испании и Португалии, немецкие купцы, подобно Фуггерам, стали вкладывать свои капиталы в испанские и португальские коммерческие предприятия. Купцы Вельзеры добились даже от испанского правительства разрешения торговать прямо с испанскими колониями, «как если бы они были испанцами». «Фуггерство» было в первой половине XVI в. одной из главных основ «габсбургства»: немецко-испанская экономическая связь поддерживала испанско-немецкую империю Карла V. Фуггеры своими кредитами возвели на престол Карла V, до последней минуты помогали ему в борьбе с врагами, так же как и Филиппу II в попытках подавления Нидерландской революции. Но когда Северные Нидерланды все же запрудили, как еще одна отвалившаяся скала, и устье Рейна, — с атлантическими источниками богатства для немецких купцов было кончено. Вернее, теперь осталась последняя возможность — торговать уже не с колониями, а попробовать захватить посредничество между Восточной и Западной Европой, иными словами, богатеть не вместе с испанцами, а вместо испанцев.

Общественная мысль теперь все чаще обращалась к идее установления германской монополии на Балтийском море, которая сулила несметные барыши немецким купцам и помещикам.

А немецким правителям юна сулила головокружительную перспективу, — монопольно снабжая Испанию и другие западные страны дешевым хлебом и всевозможным сырьем, понемногу перекачивать таким способом в Германию огромную долю тех несметных колониальных богатств, которые целиком застревали на Западе. Это был путь к могуществу Германии, это было средство парировать всякие притязания Испании на гегемонию в габсбургском мире.

Разумеется, никто в Германии не мог бы сформулировать эту перспективу с такой ясностью. Но любопытно, что все-таки именно в те периоды, когда на политическом горизонте обрисовывалась возможность сближения или соединения обеих габсбургских ветвей, в Германии возникала балтийская горячка. Например, уже после смерти дон Карлоса в 1568 г., когда казалось, что благодаря заключенным бракам владения австрийских и испанских Габсбургов вскоре снова соединятся в одних руках, в правящих кругах Германии тотчас родилась потребность перестраховать себя против грозящего испанского засилья: под их давлением сам император Максимилиан II выступил с подробным планом превращения Германии в морскую балтийскую державу. Предполагалось прежде всего для демонстрации прав Империи и изыскания практических мер назначить имперского «адмирала Балтийского моря», а затем, проведя вопрос через рейхстаг, открыто «поддержать» право императора в Южной и Восточной Прибалтике с помощью сильного вооруженного флота. Успех этого плана должен был привести к огромному обогащению Империи и самого императора путем захвата всех богатств балтийской торговли и особенно прибыльной — «нарвской», т. е. русской. Однако для осуществления такого замысла Максимилиану II надлежало действовать совместно с антииспанской или, по не совсем верному выражению Форстена, «национальной немецкой партией в Германии»[46], в то время как для победы габсбургского универсализма надо было еще сначала тесно соединиться с Испанией, да и эта задача, как мы знаем, оказалась в конце концов несвоевременной при Максимилиане II. Таким образом, весь балтийский проект остался тогда на бумаге. Но и позже, по мере того как осторожно, медленно, с оглядкой на восток раскрывали австрийские Габсбурги свои объятия Габсбургам испанским, в тиши немецких канцелярий, втайне, чтоб не спугнуть испанского партнера, который тоже зарился на Балтику, разрабатывались прежние маритимные планы: учреждение балтийского адмиралтейства, строительство сильного имперского флота и укрепленных гаваней в Балтийском море. И, наконец, уже в разгар Тридцатилетней войны партия Валленштейна вынесла на поверхность все эти проекты и попыталась их осуществить