Тридцатая застава - [89]

Но не так-то легко переупрямить Ванду. Пришлось идти с ней к Байде. Так уже повелось у них с того памятного дня в Ольховом, что со всеми трудными вопросами они обращались к своему политруку.

Байду заинтересовал рассказ Ванды. Он попросил никому ни слова об этом не говорить и, когда вечером полк остановился на окраине Бара, разыскал Кольцова.

— Ура, Антоша! встретил тот друга восторженными возгласами. — А что я говорил? Вот они — письма!

То неважно, что письма писались на третий день войны, из Полтавы, и где-то блуждали почти десять дней, хотя раньше доходили за три дня. И то, что в них сообщалось уже известное — «благополучно прибыли в Полтаву, завтра выезжаем дальше», — нисколько не умаляло самого факта получения письма. Ведь каждая буква в этих строчках — неровных, торопливых — писалась руками любимых и, казалось, хранила в себе их тепло. И другое радовало: невзирая ни на что, жизнь идет своим обычным порядком. Сколько рук прикасалось к этим конвертам, чтобы они не потерялись, попали к тем, кто их ждет.

Байда присел под машиной, присвечивая фонариком, быстро пробежал глазами по дорогим строчкам. Секунду-две задержал взгляд на каракулях Саши, — видно, мать водила его пальчиками — и спрятал письмо в карман.

Почувствовав тревогу в молчании друга, Кольцов спросил:

— Ты что такой? Может, с детьми неладно?

— О детях не беспокойся, с ними все в порядке. А вот у тебя, товарищ главный разведчик, под носом делается неладное. — И Антон рассказал все. что узнал от Ванды.

— Ты понимаешь, чем это пахнет? Надо немедленно схватить ее!

— Это худшее, что можно придумать. Я уже несколько дней присматриваюсь к спутнице Стуся. Для того и помог ему устроить ее в санчасти. Взять немудрено. А Стусь? Какова его роль?

— Ты допускаешь?.. — медленно проговорил Антон, глядя в упор на Кольцова.

— В таком деле все можно и надо допускать, но действовать — только наверняка. Поэтому…

И они занялись разработкой плана действий. Поскольку это касалось начальника следственного отдела управления, следует доложить начальнику войск. И Кольцов уехал к Кузнецову, который со своим штабом остановился в центре городка.

5

В мирные годы небольшое старинное местечко Бар, юго-западнее Винницы, было очень оживленным. Там постоянно квартировали воинские части. Бывало, до поздней ночи в городском саду, как местные жители с гордостью называли скромный скверик, слышался оживленный говор, смех девушек, песни — одним словом, как в каждом провинциальном городке, где стояли воинские части, никто не жаловался на скуку. Что таить, бывали горести и печали, особенно во время ухода из армии отбывших срочную службу красноармейцев. Но… такова жизнь.

Теперь местечко опустело, притихло, стало похожим на дом, в котором лежит тяжелобольной. По темным улицам лишь изредка неслышно промелькнет тень. Прибывшие для переформирования погранчасти расположились в окрестностях, ожидая приказа. Штаб приютился на южной окраине в небольшой школе.

Утомленный до предела, не спавший несколько ночей, Кузнецов уточнял с начальником штаба план предстоящей операции на фронте. Выслушав Кольцова, он предупредил:

— Не торопитесь. Надо взять ее с поличным, на месте преступления, и немедленно доставить сюда. За полковником мы сами установим наблюдение. Сам понимаешь, подозревать девушку на основании прошлогодней встречи — сомнительный аргумент…

Не допуская мысли, что его отношениями с учительницей могут заинтересоваться разведчики, Стусь наведался в санчасть и увел ее на квартиру, в домик на окраине городка. Там, в небольшом садике, ее и взяли после полуночи, во время очередного сеанса связи.

Сквозь огонь

1

Из штаба полка Байда возвратился в батальон перед рассветом. Только теперь Антон мог внимательно прочитать письмо. Читал и вновь перечитывал, вдумываясь и всматриваясь в каждое слово, будто за ними хотел разглядеть близких, отодвинувшихся за эти дни так далеко.

В часы отдыха, не очень щедро выпадавшие теперь на их долю, Байда и Бахтиаров старались быть вместе. Дружба их в фронтовых условиях стала настолько теплой, задушевной, что они по-братски делились самыми сокровенными мыслями. У Асхата возникали тысячи всевозможных вопросов, на которые не всегда удавалось найти ответ.

— Ты, брат, кажется мне, подобрал все нерешенные вопросы за тысячелетнюю историю и хочешь разделаться с ними одним махом, — шутил Антон.

— А ты не крути. Не можешь ответить, признайся…

И вот вечером, когда Бахтиарову очень хотелось поделиться с другом своими соображениями о надвигающихся событиях, Антон исчез. Комбат долго не мог уснуть, ворочался на свежих листьях в наспех сколоченном бойцами для командиров шалашике, а в сердце копилась непонятная обида. Он слышал, как пришел Байда, краешком глаза посматривал за ним и пытался сдержать нараставшее раздражение. Потом рывком сел и спросил:

— С каких это пор мой заместитель начал уходить неизвестно куда и не докладывать своему командиру?

Антон принял это за шутку. Когда был введен в армии институт заместителей по политчасти вместо политруков и комиссаров, строевые командиры иногда подшучивали над политработниками. Особенно любил досаждать кому-нибудь из горячих майор Птицын. Лубенченко выходил из себя, обижался, а Байда, смеясь, утешал друга: «Брось, Коля! Разве в названии дело? Работа наша от этого не меняется…» Улыбнувшись на вопрос Бахтиарова, Байда дружелюбно спросил: