Тридцатая застава - [85]

Говорил Батаев тихо, внешне был спокойным, только по длинным паузам можно было догадаться, чего ему стоило это спокойствие. Он мало походил на военного, оставался все тем же рассудительным, неторопливым и заботливым партийным работником, лишь жестче, темнее стало его лицо да на висках гуще проглядывает седина.

При воспоминании о санчасти Байда взглянул на Лубенченко. Тот покраснел, прикусил губу, готовый сейчас же бежать к Юлии. Нелегкой была их жизнь. Столько лет ожидали друг друга, а теперь встречаются урывками и прощаются в постоянной тревоге, не уверенные в следующей встрече.

Кузнецов и Батаев уехали, захватив с собой Симона Голоту. Узнав о создавшемся положении от Байды, Иван Недоля ходил словно потерянный. Отправив в Лугины более ценное из имущества, он все еще надеялся, что фашисты сюда не дойдут. Пытался отправить вместе с Агафьей Семениной и Ванду, но она категорически отказалась: боялась потерять свои «алые паруса». Когда на Днестр пришли пограничники, она разыскала Марину и Варвару и начала помогать им перевязывать раненых.

— Вот они, мои «алые паруса»… — говорила со слезами, собирая окровавленные бинты. — Разве можно под ноги бросать? Это же кровь наших людей.

Поженившись в то страшное воскресенье, они не дождались гостей. Вместо свадебных подарков, на них, как и на Николая с Юлией, обрушились боль и страдание.

Разыскав командира батальона, Ванда попросилась в санитарки.

Асхат оглядел ее хрупкую фигуру, покачал головой и попытался отговорить:

— Это очень трудно… Придется выносить из боя, скажем, такого дядю, как я. Ну как вы сможете?

— Смогу! Вы не смотрите, что я такая… Я очень сильная!

Посоветовавшись с Байдой, Бахтиаров согласился. Недоля тоже решил остаться при батальоне.

Когда тылы полка были погружены на машины, прибежали к Байде Денисенко и Думитру Лабу. После боя на границе он так и остался при заставе, временно исполняя обязанности старшины.

— Я не могу уходить, товарищ старший политрук… Там мои остались… — волновался Думитру.

— Наш батальон пока остается здесь. Попытайтесь разыскать их среди беженцев.

Во второй половине дня по всем дорогам потянулись армейские тылы к переправам. Стал слышен глухой гул артиллерийской канонады. Среди массы подвод и машин затерялась и Грета, о которой позаботился Стусь.

Из кабины грузовой машины, доверху загруженной ящиками и людьми, она нетерпеливо поглядывала на небо, но не от страха — ожидала появления самолетов с черными пауками на крыльях.

Трудные дни

1

Первые самолеты появились над переправой до восхода солнца. Встреченные зенитным огнем, «юнкерсы» сбросили свой груз на мирных беженцев и армейские обозы, не успевшие проскочить на левый берег. Сгорело несколько машин, были жертвы среди беженцев.

Пострадал и Тодор Падурару. Он с дочерью еще на второй день войны ушел из Баштиан, угоняя скот молодого колхоза, и все это время они прятались в лесах вместе с другими крестьянами; подхваченные общим потоком отступающих, они угодили под бомбежку.

Ванда и Недоля, не отстававший от жены ни на шаг, вместе с военными санитарами разыскивали среди сгоревших машин и подвод раненых. Они и наткнулись на тяжелораненого Тодора и причитающую над ним Марику.

Старик долго не приходил в сознание, и вернувшийся утром в батальон Думитру остался с ним в Ольховом.

А бой уже приближался к переправе. Обескровленные арьергардные части не в силах были сдержать наседавшего врага. И тогда Бахтиаров забыл о приказании не вступать в бой и бросил все заставы в контратаку. Удар был настолько стремительным и неожиданным для фашистов, что они бежали под прикрытие своих танков и артиллерии. Это дало возможность остаткам армейских войск перейти на левый берег.

Последней перешла Днестр тридцатая застава и подорвала мост. Молча шли пограничники знакомой дорогой на Ольховое. Проходя мимо опустевшего колхозного двора, старые пограничники — немного их осталось с тех времен— задержались против знакомой ярко-красной вывески: «Колхоз „Заря“». Не сговариваясь, завернули во двор «старики» тридцатой — Селиверстов, Денисенко, Иванов… Захотелось взглянуть на дом и сад на те места, с которыми связано столько воспоминаний. И вся тогдашняя жизнь с ее трудностями, опасностями, тревожными ночами сейчас представилась им радужной, спокойной, безоблачной, как это чистое небо над головами.

Из дома вышел Байда, ведя плачущую Ванду. За ним Недоля тащил под мышками какие-то бумажные свертки.

— Вшистко згинело… Вшистко, вшистко… — всхлипывала Ванда.

До сегодняшнего утра она все еще надеялась, что война закончится там, по ту сторону Днестра. Попрятавшиеся в лесах люди возвратятся на свои места, и снова потечет так удивительно хорошо начавшаяся жизнь при Советской власти. Сейчас эта надежда рухнула. Всю ночь и утро войска поспешно уходили на восток.

— И ничего, ничего этого не будет… Как жить станем?

— Все вернем, милая Ванда. И «Заря» снова зардеется в Ольховом. А вот плакать санитарке нельзя, на все беды слез не хватит, — успокаивал Антон молодую женщину.

А Бахтиаров кипятился, ругал пограничников.

— Вы что, пикник здесь затеяли? Немедленно на машины! А это что? — набросился он на Недолю, заметив объемистые узлы с бумагами.