Тридцать шесть и девять, или Мишкины и Валькины приключения в интересах всего человечества - [10]

— Два стакана молока? Почему так мало вы просите, возьмите четыре! А папа сказал:

— Хотите уже сейчас лечь спать?.. Ну что ж!.. Тем лучше! Тем лучше! Чем раньше вы с Мишкой ляжете спать, тем лучше будет и для вас и для нас…

"Боже мой! — подумал я, стоя как дурак на веранде с четырьмя стаканами молока на тарелке. — Если через десять минут выяснится, что Мишка по ошибке принёс в чемодане все-таки не ужей, а каких-нибудь ядовитых змей, так папа пожалеет о том, что он сейчас мне сказал".

— Тогда, значит, спокойной ночи, мама, — сказал я дрогнувшим голосом. И здесь я не выдержал (кто знает, может быть, мы с ней прощались навсегда). Я подошёл к маме и поцеловал её в щёку, держа в руках эти четыре предсмертных стакана с молоком. — И тебе спокойной ночи, папа, — сказал я, целуя и папу в щёку.

А своей сестре я только кивнул на прощание, головой. Растяпа! Сидела рядом и не могла ничего подслушать. А ведь если бы подслушала, могла бы, в интересах всего человечества наябедничать папе с мамой про змей и тем самым предотвратить гибель двух будущих отважных путешественников.

Простившись со всеми, я решил всё же ещё немного постоять. А вдруг произойдёт чудо и кого-нибудь в самую последнюю секунду осенит подозрение. Прошло пятьдесят или даже шестьдесят самых последних секунд. А я всё стоял со стаканами молока на тарелке.

— Ты чего? — спросил папа.

Я где-то читал, что перед смертью люди обычно. просят за что-нибудь прощения. Ничего не поделаешь, придётся на всякий случай попросить. Я сказал:

— Папа и мама, вы простите нас с Мишкой, что мы съели ботинки и чуть не сожгли дачу…

— Боже мой! — сказала мама. — Я и забыла про это.

— Я не сержусь! — сказал папа. — Какие пустяки!

"Пустяки?.. Конечно, пустяки… По сравнению с нашей гибелью…"

Всё!.. Больше мне ничего не оставалось делать, как глубоко вздохнуть, развернуть плечи и твёрдой и нетвёрдой походкой направиться в свою комнату.

— Спокойной ночи, — сказал Мишка всем, присоединившись ко мне.

Мы подошли с ним к двери. Я постоял в нерешительности, потом открыл дверь и вошёл в свою комнату, как в могильный склеп.

Когда я вытащил из-под кровати свой чемодан, в котором был Мишкин чемодан со змеями, Мишка сразу же хотел извлечь свой чемодан из моего, но я наступил ногой на крышку.

— Подожди, Мишка, — сказал я, — ты пока не вытаскивай своих ужей.

— Почему моих? — сказал Мишка. — Теперь это наши общие ужи.

"Общие!.. У меня со змеями никогда не было ничего общего", — это я подумал про себя. А это я сказал вслух:

— Давай, Мишка, сначала пройдём всё, как будет, только без ужей… значит, мы пьём молоко из стаканов… А они из тарелки…

Мишка вылил два стакана молока в тарелку в сказал:

— А потом все ложимся спать.

— А можно, — спросил я, — чтобы уж для начала спал под кроватью, а я на кровати?

— "Под кроватью"! Да разве тебя будет уж после этого оберегать, если ты его будешь под кроватью держать?

— Хорошо, — сказал я. — Тогда пусть я лежу под кроватью, а он на кровати…

— Вечно ты со своими отговорками! — зашипел на меня Мишка, сталкивая мою ногу с крышки чемодана.

Потом он извлёк свой чемодан из моего, поставил его к себе на колени, оглянулся вокруг и сказал:

— Вместе так всё вместе!

С этими словами он сорвал пломбы из пластилина, щёлкнул замочками и стал медленно открывать крышку чемодана, а я так же медленно стал закрывать свои глаза.

Потом наступила такая пауза, что я подумал, что с Мишкой всё кончено. Бесшумно, как это и принято у змей. Вот настает и моя очередь…

— Странно, — услышал я в темноте голос Мишки. — Куда же они могли деться?

Я открыл глаза. Мишка сидел на стуле с чемоданом на коленях. Чемодан был совершенно пуст. Никаких ужей в чемодане не было. Мишка перевернул чемодан и даже потряс его, потом оглянулся по сторонам и тоскливо сказал:

— Интересно, куда же они могли задеваться?.. И пломбы целы… Неужели они выползли через это окошечко?..

Мишка повернул чемодан, и я увидел, что сбоку у него был выпилен кусок фибры и заделан тонкой металлической сеткой. Один угол сетки загнулся внутрь и образовал отверстие, через которое, вероятно, и выползли все ужи.

"А может быть, эти ужи уже поужинали и завалились спать, не дожидаясь нас с Мишкой?" — подумал я, осторожно откидывая одеяло со своей постели. Кровать была пуста. Тогда я сначала подумал, а потом высказал предположение, что, может быть, ужам больше понравилась мамина кровать (она мягче) и они устроились у неё под одеялом?.. Мишка осмотрел внимательно комнату от пола до потолка и сказал:

— Нет, ужи где-то здесь… Видишь, как ваш кот Васька сидит на шкафу?

Васька сидел на шкафу действительно с самым очумелым видом. Ясно было, что он чего-то так боится, что даже шерсть на загривке у него встала дыбом от страха.

— Это он ужей чует, — прошептал Мишка. "Вряд ли бы Васька испугался ужей, — подумал я. — Он, наверно, чует, что эти ужи совсем не ужи".

— Вась, Вась, Вась! — позвал я кота, но он даже и не взглянул на меня. Просто махнул лапой в мою сторону, как бы говоря: "Да иди ты!"

— Вот что, — сказал Мишка, забираясь на стол. — Сейчас мы их высмотрим сверху и сцапаем. Ты осматривай правую сторону комнаты, а я левую.