Тридцать ночей с мужем-горцем - [76]

Он не стал обращать на это внимания и вновь поцеловал ее шею. Потянул за шнурки ее верхнего платья. Руки Кейт поднялись к его голой груди, словно удерживая на расстоянии.

— Коннор? — прошептала она, задрожав в его руках.

— Да, малышка? — прошептал он в ответ, не совсем понимая, кто же из них дрожит.

— Ты меня любишь?

— Что? — Он подался назад. Что это была за ерунда?

Девушка отошла от него. Ее руки прошлись по его груди вниз, оставляя за собой след возбуждающей дрожи.

— Прежде, чем мы зайдем дальше, я должна знать, на чем мы остановились. — Она подняла на Коннора помрачневший и серьезный взгляд.

— На чем остановились? Ты моя жена, верно? Я думал, мы утром все уладили.

Кейт сделала еще шаг назад, а он почти бессознательно — один к ней, словно выслеживая свою добычу.

— Технически. Но я спрашиваю не об этом. Ты любишь меня? — Сложив руки на груди, она сделала еще один шаг от него.

Не в состоянии ответить на ее вопрос Коннор безмолвно уставился на Кейт.

— Отлично. — Она кивнула, словно сама себе ответила на вопрос. — Если не любишь, то хоть веришь мне?

— Верю тебе? — Коннор задохнулся при этих словах. Верить женщине? Он и представить себе никогда не мог, что Кейт спросит у него такое!

— Нет? Тогда мы должны проверить, насколько я могу доверять тебе, насколько в действительности ценна твоя честь.

— Что? — Она ставит под сомнение его честь? Одним широким шагом Коннор сократил расстояние между ними, схватил ее руку, притянув Кейтлин к себе, чтобы она чувствовала его дыхание, когда он говорил. Маневр призванный запугать.

— Объяснись, женщина.

— Я не могу быть твоей женой, не в этом смысле. Я не могу отдать свое тело мужчине, который не любит меня, не доверяет мне.

— Тогда что это было прошлой ночью?

Дрожала все-таки она, ее рука тряслась под его пальцами.

— Наверное, ошибка, — склонив голову, прошептала она.

Коннор прижал ее к себе, зарывшись лицом в теплый изгиб ее шеи. Ее голос дрожал, но слова остановили Коннора.

— Ты поклялся защищать меня. Если ты возьмешь меня вопреки моей воле, ты станешь причиной моей боли. Так, что там с твоей драгоценной честью?

Коннор отпустил ее руку и отступил, вглядываясь в ее лицо, пытаясь понять истинные чувства. Увидел он лишь решимость. И дрожащий подбородок, словно она вот-вот расплачется. Страх? Мысль, что женщина, которую он поклялся защищаться, боится его, нанесла глубокую рану.

Он развернулся и направился к выходу, остановившись только чтобы подобрать свою рубашку. Когда он спускался по лестнице, его сознание разрывалось от водоворота свалившихся на него незнакомых эмоций. Но он не собирался терять самообладание.

— Коннор?

Резкий голос его тети прервал его мысли. Сжав руки за спиной, она стояла на лестничном пролете.

— И куда же ты собираешься?

Таким тоном она разговаривала с ним, когда он был маленьким мальчиком, и это разбередило его кровоточащие раны.

— Искать место, где смогу напиться и уснуть, и где не будет и духа женщин.

— Я так не думаю, племянник. Пока твой друг остается здесь, ты будешь поддерживать видимость, что у тебя наверху любящая жена. Ты же не хочешь, чтобы король засомневался, что это настоящий брак, верно? У тебя есть сестра, семья. Подумай об этом.

Она была права. Коннор хотел накричать на нее, оттолкнуть с пути и пойти дальше, но она была права. У него не было выбора.

Он развернулся и пошел вверх по лестнице, остановившись у закрытой двери. Хотел было постучать, но передумал и присел на ступеньке. Он чуть-чуть подождет. Даст женщине в комнате время лечь в постель и уснуть. Тогда войдет и пододвинет свое кресло к камину.

Готовясь к еще одной долгой ночи, Коннор прислонился к двери.

Глава 24

Жизнь обернулась чередой монотонных дней и долгих ночей.

Кейт проводила большую часть дня с Маири или в одиночестве в саду. Работа с травами была ей близка — все словно в ее маленьком саду дома. А когда ей нечем было заняться, как частенько случалось, она, по крайней мере, могла посидеть в тишине и покое и подумать. Правда, отдых не всегда оказывался таким уж тихим.

В замке нашлось несколько книг — спасибо предусмотрительным родителям Коннора и его дедушке с бабушкой, — хотя это скорее были манускрипты, которые прекрасно смотрелись бы под стеклом в музее. Некоторые были на латыни, которую Кейт изучала в школе, благодаря чему могла хоть как-то их прочитать. Как минимум один был на греческом. Но большая часть оказалась написана мягким почерком, который, однако, ей так и не удалось разобрать.

Коннор читал их глубокой ночью. Каждой ночью. Сидя перед камином в их комнате и ложась в постель лишь, когда Кейт, как ему казалось, уже давно спала. А она, конечно же, не спала. Кейт стало казаться, что она больше никогда не сможет спокойно спать по ночам. Черт бы побрал всех этих Фэйри!

В тот вечер, когда она сообщила Коннору, что остается, Розалин заметила, что пока в замке живет Роберт, им стоит решить, как вместе пользоваться спальней, иначе будет сложно скрыть, что они ее не делят. Поэтому Коннор с Кейт каждый вечер уходили в эту комнату.

Коннор соорудил в углу большую ширму, и Кейт могла в уединении переодеваться. Каждый вечер, пока Коннор сидел у камина и читал, она, скользнув в свою очень длинную ночную рубашку, забиралась в кровать. Потом притворялась что спит, и пару часов спустя Коннор наконец ложился на свой край огромной кровати. Они всегда держались на расстоянии друг от друга.