Три жизни - [99]

— Мишка, дай ты ему в рожу и на этом закончил!

Просить его дважды не пришлось. Редко я видел такой счастливый удар — веселый, сочный, от всего наболевшего сердца и с большим облегчением.

Несколько лет назад Михаил появился у меня в Париже. Мы обнялись, как старые знакомые. То, что мы оба пережили, никогда не забывается. И он рассказал мне продолжение своей истории.

Еще в лагере получил он от Дюпона фальшивое покаянное письмо на довольно сносном русском, где тот брал вину на себя. Письмо ничего не изменило в судьбе Михаила, и он отсидел от звонка до звонка. Однако там была одна интересная строчка: господин дипломат обещал (мы знаем, под давлением каких обстоятельств) отдать Михаилу и его жене все, что он приобрел у них за бесценок. Михаил запомнил эту строчку. Времена изменились, он вышел на свободу, они с женой развернули в Петербурге свой антикварный бизнес, который со временем распространился на Лондон, Париж и Вену, и вот он собственной персоной в моей парижской квартире.

Дипломат отдал им «Спаса» — по требованию своих бельгийских инстанций, хотя не преминул и тут его надуть: весь остальной антиквариат исчез бесследно, хотя Михаил готов был отдать ему когда-то выплаченную им цену, и даже с процентами.

— Я все продал, — развел тот руками. — Времена были плохие…

У таких, как он, всегда найдется причина.

Михаил вышел в прихожую и принес большую коробку, что-то вроде огромного чемодана.

— Я слышал, Федорыч, что ты собираешь иконы. Я знаю, ты их держишь не для того, чтобы продать. Я понимаю, ты хочешь сохранить… Когда там переменится…

— Мне продавать ничего не нужно, — ответил я. — Мне и так хватает на хлеб с маслом. С Божьей помощью!

— Вот именно поэтому…

Он долго развязывал какие-то веревки, снимал ремни, вынимал листы картона, комкал громко хрустящую бумагу, и, наконец, передо мной явился образ, равного которому еще не было в моей коллекции: «Спас» с двадцатью клеймами из жизни нашего Спасителя.

— Это тебе, — сказал он тихо. — Если бы не ты…

— Не могу принять, — ответил я сразу. — Но если продашь, то беру с закрытыми глазами…

— Нет, Федорыч, — решительно ответил тот, — ты меня не обижай. Мы оба хозяйские,[38] и моя жена тоже. Прими в подарок! Если бы не ты, мое путешествие на этой земле закончилось бы еще в лагере… И потом, мы же русские! Только ты и можешь сохранить…

Мы долго сидели в тот вечер вдвоем у меня в кабинете против «Спаса». Я вынул заветную бутылку бургундского, потом открыл другую. Михаил от вина отказался, но согласился на виски.

Да, история моего собрания могла бы стать сюжетом книги, и это была бы действительно приключенческая книга, потому что поиск и покупка многих из них часто были связаны с настоящими приключениями и интригами против меня и моих представителей. Слава богу, не доходило только до стрельбы. Расскажу лишь один эпизод.

Дело было в Лондоне. Готовился аукцион, на котором пускали с молотка несколько холстов старых мастеров и замечательную коллекцию икон. Я увидел ее на коктейле по случаю выставки перед аукционом, где собрались многие из тех, кто всерьез интересуется иконописью. Было немало искусствоведов, пришедших на выставку, чтобы увидеть своими глазами то, что потом может снова на долгие годы исчезнуть за бронированными дверьми частных собраний. От стены к стене нервно ходила дама из Третьяковской галереи, с безнадежной завистью разглядывая национальные русские сокровища, у которых нет ни малейшего шанса вернуться на родину. Денег у Третьяковки тогда было, что называется, кот наплакал.

Я долго стоял перед каждой иконой, отходил от нее и снова возвращался. Это не осталось незамеченным. Ко мне подошел господин лет пятидесяти, огромного роста, с бугристым лицом хорошо и долго пьющего западного человека — я говорю западного, потому что было видно, что пьет он разборчиво. В руке господин держал бокал шампанского.

— Хотел бы чокнуться с вами, — произнес он на довольно приличном русском. — Господин покупает иконы?

— С Божьей помощью! — ответил я. — Среди прочего.

— Представляю себя. — Он поднял бокал, словно хотел выпить сам за свое здоровье. — Ян Шкода.

Это был известный американец чешского происхождения, который уже не раз пытался перебежать мне дорогу на аукционах.

Я тоже хотел назваться, но он меня предупредил:

— Я знаком господина Билунова!

— Вы хотите сказать: я знаю? — позволил я себя поправить его русский.

— О, да, мне нужно говорить, когда ошибка! Это прогрессирует язык. Спасибо!.. Хороший? — кивнул он на икону.

— Как и все остальные, — пожал я плечами. — Иконы, картины…

Но я видел, что он прекрасно заметил мой интерес. Мне было досадно: в этом мире никогда нельзя выдавать себя.

Американец отошел, но тут же вернулся со вторым бокалом шампанского для меня. Взяв меня за локоть, он стал прохаживаться рядом, явно расположившись к долгому разговору. Я остановился и высвободил руку.

— Мне бы хотелось с вами поговорить. За рюмкой чаю. Так ведь говорят русские люди? — начал он.

— Некоторые, — ответил я вежливо, но без всякой охоты продолжать разговор.

— Я знаю, что господин Билунов остановился в отеле…

— Вы слишком много знаете! — перебил я его с усмешкой.