Три женщины - [52]

Маргарита написала уже из Берлина своим миланским друзьям Элоизе и Карло Фоа, что автор статьи — Муссолини и что она просит их сразу же связаться с Сабатино Лопесом, преемником Чезаре на посту президента миланского отделения Сионистской федерации Италии, и предупредить его об опасности.

Маргарита писала, что Сионистский конгресс «не просто глупость, а преступление (…) в Италии нет антисемитизма. Но эти синьоры из еврейского или сионистского кружка (…) делают все, чтобы его спровоцировать (…) Я (…) себя считаю никак не связанной с еврейством (…) но не могу молчать, потому что предвижу бурю, которая вот-вот разразится над головами многих хороших, смелых, невинных, разумных людей из-за ничтожной кучки идиотов. Пусть подумают о том, что они делают. Они религиозны? Если да, пусть мирно исповедуют свою религию. Но они ведь говорят и пишут (…) о национальности[212], об отдельном народе, об этническом отличии (…) Пусть сами идут хоть ко всем чертям, но нельзя же допустить, чтобы своим идиотизмом они причиняли вред десяткам тысяч благонамеренных граждан (…) Все это очень серьезно…»[213].

Маргарита написала и самому Сабатино Лопесу, умоляя его публично заявить, что итальянские сионисты поддерживают создание еврейского убежища в Палестине для евреев из других стран, но отнюдь не для себя.

Лопес не стал делать никаких заявлений.

Тогда Маргарита пристроила в «Иль пополо ди Рома» несколько открытых писем, написанных итальянскими евреями, которых хватало среди членов фашистской партии. Авторы этих писем осуждали сионизм и единогласно заявляли о преданности всех итальянских евреев Италии и фашизму. А президент Сионистской федерации Италии Данте Латтес опубликовал письмо, где заявил, что нет никакого противоречия между патриотизмом итальянских евреев и сионизмом, который, по его определению, морально поддерживает создание еврейского государства в Палестине.

В ответ Муссолини опубликовал в «Иль пополо ди Рома» еще одну статью, и опять анонимно, где называл заявление Латтеса нечестным. Сионисты, писал Муссолини, не могут быть итальянскими патриотами, раз они ратуют за создание еврейского государства.

По просьбе Маргариты, написал статью для «Иерархии» и Карло Фоа. В ней он доказывал, что сионизму нет места в Италии. Маргарита просила особо подчеркнуть тот факт, что после двух тысяч лет жизни в Италии евреи полностью слились с итальянцами и для них священный город — Рим, а не Иерусалим.

Маргарита устроила Карло Фоа аудиенцию у Муссолини, с тем чтобы после беседы с Дуче он обратился к итальянским сионистам с призывом распустить свое движение, пока Муссолини не поставил его вне закона.

Муссолини был очень любезен с Фоа, похвалил его статью в «Иерархии», оценил его патриотизм и поддержку фашистского режима, заверил, что правительство не намерено предпринимать каких-либо мер против евреев. Сама эта мысль ему кажется варварской. Он всего лишь хочет предостеречь итальянских евреев, ради их же блага, от поддержки антипатриотического сионистского движения.

Узнав от Карло Фоа, чем закончилась его аудиенция, Маргарита почувствовала облегчение. А тут еще ее навестил в клинике Альберт Эйнштейн[214].

Он пришел со скрипкой и сыграл ей серенаду Шуберта[215]. Маргарита рассказала Эйнштейну, что Муссолини тоже играет на скрипке и что она упомянула Эйнштейна в своей книге «Дуче» (ему в самом деле отведены там три слова: «немец» и «теория относительности»). Эйнштейн, которому сказали, что Маргарита — вдова руководителя итальянских сионистов, увлеченно вспоминал о своем двенадцатидневном путешествии по Палестине — «родине евреев», о которой Маргарита впервые услышала от Зангвила в далеком детстве.

— Наш век, — сказал Эйнштейн, — будет веком освобождения еврейской духовности, и это, заметьте, только благодаря сионистскому движению.

Раздраженная Маргарита с трудом выдавила из себя вежливую улыбку, подумав, что Эйнштейн — гениальный физик, но никудышный политик.

А злые языки не преминули заметить, что своим визитом горе-скрипач Эйнштейн сыграл на руку горе-скрипачу Муссолини.

* * *

Муссолини был ярым атеистом, но, понимая, что глава католического государства должен опираться на церковь, крестил своих детей и даже обвенчался с Ракеле в церкви. И этого ему было еще мало. Вся его семья должна быть образцовыми католиками. А старшую дочь Эдду как на грех все время тянуло к евреям. С одним Эдда познакомилась во время путешествия по Цейлону, и молодой человек, вернувшись в Рим, не нашел ничего лучшего, как поинтересоваться у Муссолини, велико ли приданое за Эддой. Муссолини выгнал незадачливого жениха, выругав при нем же «этих жадных евреев». Вторым претендентом на руку восемнадцатилетней Эдды стал сын полковника итальянской армии. Эдда по уши влюбилась и уже хотела выйти за него замуж, когда оказалось, что и он — еврей. Матримониальные планы снова рухнули, но Муссолини убедился, что ему следует неусыпно следить за домочадцами. Он перевез их из Милана в Рим, поселил в той части его виллы, где был отдельный вход, и запретил Ракеле приходить без разрешения на его половину, полагая, что сможет принимать у себя кого захочет. Не тут-то было!