Три женщины - [24]

Маргариту потрясли медсестры. Многие из них погибали или попадали в немецкий плен. А груды окровавленных тел в переполненных палатах и коридорах госпиталей! А безнадежно-тоскливый взгляд тех раненых, которые ждали, когда же к ним подойдут полумертвые от усталости врачи! В Дюнкерке Маргарита оказалась в госпитале в ту минуту, когда немецкий самолет сбросил на него бомбы. Была разрушена часть здания. Маргарита осталась невредимой и вернулась в Париж. Она не могла опомниться. Смерть, бомбы, кровь. Какой ужас! Нет, война не была футуристической поэмой, как утверждал Маринетти. Война была огромной ямой, где лежали горы трупов.

* * *

Вернувшись в Италию, Маргарита узнала, что Чезаре разослал во все газеты заявление о том, что он не выступает ни за войну, ни против нее и остается «просто социалистом». На это «Иль пополо д’Италия» тут же разразилась издевательски-ехидной статьей, где говорилось, что «совершенно неожиданно на невинные головы супругов Царфатти обрушилась сложная, мучительная дилемма: мы за войну или мы против войны? Мы за нейтралитет или мы против нейтралитета?… Решайтесь, господа! Смелее! Ну же!». Муссолини было настолько важно, чтобы супруги Царфатти публично его поддержали, что он даже не заметил издевательского тона статьи.

Больше всего Маргарита была шокирована тем, что эта статья появилась несомненно с одобрения Муссолини.

— Бенито, как вы посмели выставить нас на посмешище! — Маргарита впервые говорила с ним таким тоном.

— Моя дорогая, это просто недоразумение. Я уже сделал выговор журналисту…

— Не считайте меня дурой. У вас в газете ни одно слово не появляется без вашего ведома. Неужели вам нужно было использовать газету, вместо того чтобы поговорить со мной лично! Неужели вы не понимаете, что я боюсь войны, боюсь!

Муссолини хотел ее обнять, но она отстранилась и посмотрела ему прямо в глаза.

— Вы меня любите?

— Дорогая, вы бесподобны. Как же можно вас не любить!

Неделю спустя Маргарита согласилась дать интервью одной из газет о своей поездке во Францию. На вопрос, какую из воюющих сторон она поддерживает, Маргарита едко заметила, что Германия расплачивается за то, что «оставалась в состоянии варварства дольше других народов». В Маргарите созрело решение, о котором она еще не говорила вслух: поддержать вступление Италии в войну.

Маргарита выступила на большом собрании в Милане с лекцией о французских женщинах на войне и восславила храбрость французских и бельгийских медсестер, сражающихся против германского варварства.

* * *

Итальянское правительство заключило в Лондоне тайный договор с Англией, Францией и Россией, по которому к Италии отойдут Тренто, Триест, часть Албании и некоторые районы в Турции и Африке при условии, что Италия не позднее чем через месяц вступит в войну на стороне Антанты.

Слухи о лондонском договоре привели к яростным столкновениям сторонников войны с ее противниками. Вернувшийся из Парижа Д’Аннунцио произнес в Генуе пламенную речь перед двадцатью тысячами итальянцев, призывая их стать под ружье. Неделю спустя он повторил боевой клич в Риме, где толпа насчитывала уже более ста тысяч человек.

— Товарищи по оружию! — Д’Аннунцио широко раскинул руки, как бы стараясь обнять всю толпу. — Кончилось время болтать, пришло время действовать. Если подстрекательство к войне — преступление, я горжусь тем, что я — преступник. Сегодня дозволено все, что служит спасению отечества.

В Милане Муссолини выступил с требованием, чтобы король объявил войну или отрекся от престола. В Риме триста тысяч сторонников войны во главе с Муссолини прошли маршем по улицам столицы.

И Чезаре решился заявить, что он тоже за войну. Этому предшествовал неприятный разговор с Маргаритой.

— Больше ждать нельзя, — сказал Чезаре. — Народ хочет войны, и мы должны быть с народом.

— Ты прав, — согласилась Маргарита. — Но не заявляй, что ты за войну, подождем еще немного. Иначе тебя выгонят из партии. Подумай о своей политической карьере.

Чезаре несколько минут ходил по комнате, потом посмотрел на жену.

— Ты же сама говорила, что Муссолини…

— При чем тут Муссолини? — раздраженно перебила Маргарита. — Его уже выгнали из партии, и он может делать что хочет. А ты без партии никогда не попадешь в парламент.

— Дорогая, я не должен тебе напоминать, что я уже трижды туда не попадал.

— Но, Чезаре, мы будем пытаться еще и еще, и партия нам поможет. Погаси сигару, тут нечем дышать.

Однако Чезаре не послушал совета жены, и в «Аван-ти!» появилось его открытое письмо с заявлением, что он за войну. «Иль пополо д’Италия» не замедлила отреагировать: «Наконец-то среди сотен социалистов, готовых выступить за войну… нашелся один, у которого хватило смелости сказать об этом вслух».

* * *

23 мая 1913 года Италия вступила в войну на стороне Антанты против Австро-Венгрии.

В тот же день пятнадцатилетний Роберто Царфатти написал своим родителям, перед тем как приехать домой на школьные каникулы:

«Какой патриотический пыл в нашей Италии (…) Италия обрела свое национальное достоинство, и горе тому, кто попытается замарать ее честь. Только сейчас я научился любить (…) итальянский народ (…) Из каждых уст раздается (…) „Вива Италия!“, все надеются на победу, все полны решимости выполнить свой долг. Мой долг (…) идти в армию (…) Папа и ты, мама, вы же понимаете, что сейчас творится у меня в душе, разрешите мне пойти на войну, благословите меня на ратный подвиг, и тогда, я чувствую, меня не коснется вражеская пуля. Верь мне, мама, я хочу идти на войну не из ребячества или в поисках приключений, я хочу пойти на войну по велению совести и по убеждениям (…) Может, я и погибну, но какое это имеет значение, когда сражаешься за свои идеалы»