Три женщины - [158]

— Понял. Особенно — насчет преступления.

— Ничего ты не понял. Сегодня Лишанского прячут наши люди, а завтра им всем будет конец.

— Пиши приказ: «Действовать сообразно обстановке. В случае чего убить на месте».

Получив приказ, заместитель Шохата перевез Лишанского в галилейский киббуц Хамра, потому что Лишанский сказал, что хочет перейти ливанскую границу и спрятаться у знакомых друзов. Заместитель послал с ним двух шомеровцев, приказав в случае чего стрелять без предупреждения.

Когда Лишанский стал карабкаться на холм, один из шомеровцев выстрелил в него, так как ему показалось, что Лишанский хочет бежать. Лишанский упал с обрыва. Шомеровцы в полной уверенности, что он убит, отправились в обратный путь.

Но Лишанский был только ранен. Он добрался до ручья, промыл рану и перевязал ее шелковым носовым платком из той дюжины, которую ему когда-то подарила Сарра Ааронсон. Ночью он дошел до Метулы и прокрался к дому своей мачехи. Она так перепугалась, что он не рискнул остаться у нее. Весь следующий день и еще ночь он скрывался у горбуна-портного, которого знал с юности. Но уже пошли слухи, что Лишанский прячется где-то на севере и его ищут люди из Зихрона и других поселений. Портной дал ему буханку хлеба и сказал, что больше не может его прятать. Избегая людей, Лишанский начал пробираться в сторону Хайфы. Выйдя к побережью, он раскопал заготовленный вместе с Саррой тайник, где они спрятали жестянку с золотыми монетами. Тайник был пуст. Он пошел к сельскохозяйственной станции в Атлите, где был другой тайник. Там жестянка оказалась на месте. Лишанский купил лошадь и направился к давнему приятелю в Петах-Тикву, не подозревая, что турки уже давно ждут его именно там, в самом большом еврейском поселении страны. Перепуганная жена приятеля побоялась принять Лишанского, но все же дала ему бедуинскую одежду. Бросив лошадь, он пешком пошел в Ришон ле-Цион, где стояло знакомое бедуинское племя, но стоило бедуинам увидеть Лишанского, как они связали его, забрали у него золото, а его самого передали туркам за сто фунтов вознаграждения. Лишанского отвезли в Рамлу. Начальник полиции встретил его ударом по лицу и тут же отправил телеграмму в Иерусалим о задержании опаснейшего еврейского шпиона. Потом достал кнут и замахнулся.

— Стойте! — крикнул Лишанский по-арабски. — Не бейте меня, я вам все расскажу.

— Кто твои друзья? — начальник положил кнут на стол.

— «ха-Шомер», — криво улыбнулся Лишанский и назвал всех, кого только мог припомнить, добавив словесные портреты и подпольные клички.

После ареста Лишанского турки освободили в Зихроне всех заложников, а его самого под охраной целого батальона солдат отправили специальным поездом сначала в Иерусалим, а затем в Дамаск. В дамасской тюрьме уже сидели члены и НИЛИ, и «ха-Шомер». Ночью их разбудил шум в коридоре. Они прислушались. Звяканье кандалов, дробные шаги караульных. Шаги приблизились к их камере, и послышался громкий голос Лишанского: «Шалом, друзья!» А через час со двора, где стояла виселица, донесся его крик: «Да здравствуют английские освободители!»

На следующий день по всей дамасской тюрьме пронеслась весть, что войска генерала Алленби захватили Иерусалим.

23

Из турецкой ссылки Маня и Исраэль Шохат вернулись в Эрец-Исраэль в 1919 году, как раз к Песаху.

Их возвращению предшествовала история, которую родившаяся в ссылке дочь Анна помнит до сих пор. За несколько часов до отплытия парохода Шохаты складывали в гостинице вещи и не заметили, как маленькая Анна пошла погулять на улицу. Когда родители хватились ее, уже стемнело. Обезумевшая Маня помчалась в наемном дилижансе по всему городу. Не найдя дочери, она в полном отчаянии вернулась в гостиницу.

— У нас пароход вот-вот уходит, а тебя где-то черт носит! — крикнул Шохат Мане. — Девчонку тут без нас найдут и пришлют ее в Эрец-Исраэль.

К счастью, Анну нашли до отплытия парохода.

«Всю жизнь я чувствовала, что Эрец-Исраэль важнее меня. Так было заведено у нас в доме (…) У меня не было матери (…) Я и мой брат Геда росли сами по себе», — вспоминает Анна Шохат.

* * *

По возвращении из ссылки Маня и Шохат узнали, что шомеровцы основали в Верхней Галилее киббуц Кфар-Гилади, названный в память о погибшем в бою с арабами Исраэле Гилади. Этот киббуц стал домом для семьи Шохат. Была у них и маленькая квартира в Тель-Авиве на улице Лилиенблюма, того самого, который в 1902 году благословлял делегатов Минской конференции. В этой квартире в конце 1919 года кипели споры о том, сохранить ли «ха-Шомер» как самостоятельную организацию обороны после прихода англичан или создать объединенную организацию под общим командованием и включить в нее «ха-Шомер».

В это время положение в Верхней Галилее крайне обострилось из-за участившихся нападений арабов на еврейские поселения, и члены «ха-Шомер» просили Шохата срочно приехать и наладить переброску оружия. Но Шохат не смог приехать из-за болезни.

Больного Шохата пришел навестить Йосеф Трум-пельдор, которого все называли Ося. Он недавно переехал в Эрец-Исраэль из России.

Трумпельдор уговаривал всех руководителей рабочего движения объединиться и совместными усилиями подготовить условия для принятия сотен тысяч евреев России, где бушует гражданская война и где их громят независимо от того, на чьей они стороне — красных или белых.