Три яхты - [13]

Сесилия взглянула на Пиккерсджилля более с удивлением, нежели со страхом. Платье Готена было ему совершенно впору; он казался весьма ловким и красивым мужчиной и не имел ничего разбойничьего в своей физиономии; вместе с тем, подобно Корсару Байрона, он был «полужесток, полунежен». Она не могла удержаться от мысли, что встречала на лондонских балах и в модных собраниях людей гораздо менее comme it faut, нежели свирепый, кровожадный пират.

— Я осмелилась прийти сюда, сэр, — произнесла мисс Сесилия нетвердым голосом, — просить, как милости, чтобы вы объявили мне ваши намерения насчет яхты и насчет дам.

— В таком случае позвольте вас еще раз поблагодарить за ваше доверие. План мой уже составлен, и я буду отвечать вам чистосердечно. Но вы дрожите… позвольте вам предложить стул. Чтобы устранить ваши опасения, я буду говорить коротко и ясно. Судно это я намерен возвратить тем, кому оно принадлежит, со всеми вещами, какие на нем находились до моего прибытия и которые будут свято сохранены. Что касается вас, мисс, и прочих дам, даю вам честное слово, что вам опасаться совершенно нечего. С вами будут обращаться с полным уважением, особы ваши неприкосновенны, и через несколько дней вы соединитесь с вашими родными и друзьями. В исполнении этого я вам клянусь всем, что только есть для меня священного в этой жизни, но хочу еще прибавить несколько условий, которые, впрочем, будут не слишком строги.

— Но, — ответила Сесилия, почти совершенно оправившись, потому что Пиккерсджилль стоял подле нее с самым почтительным видом, — но вы, если я не ошибаюсь, капитан контрабандистов?.. Сделайте милость, ответьте мне еще на один вопрос: что сталось с лордом Бломфильдом и его спутниками? Он мой отец.

— Я оставил вашего батюшку в его собственной шлюпке, не тронув никого из них, благородная мисс, но я отнял у них весла.

— Так он погибнет! — закричала Сесилия, закрывая глаза платком.

— О нет, он теперь уж, вероятно, на берегу. Я только отнял у него средство помочь таможенному тендеру овладеть мною, но не лишил возможности добраться до берега. Не всякий бы это сделал после того, чему он хотел подвергнуть меня и моих товарищей.

— Я просила его не ездить! — сказала Сесилия. — Я говорила ему, что это нехорошо и что ему не за что ссориться со смогглерами.

— Благодарю вас и за это, — ответил Пиккерсджилль, — и теперь, мисс… Извините, я не имею чести знать фамилии вашего батюшки.

— Оссультон, — сказала мисс Сесилия, глядя на Пиккерсджилля с возрастающим удивлением.

— Так, с вашего позволения, мисс Оссультон, я хочу вас сделать моей поверенной. Извините, что я так свободно выражаюсь, но это только потому, что я хочу совершенно уничтожить ваш страх и ваше недоумение. Я должен вас предуведомить, что не могу дозволить объявить мои намерения всем, находящимся здесь на судне. Я чувствую, что могу ввериться вам, потому что вы отважны, а где отважность, там всегда можно найти и прямодушие. Осмеливаюсь спросить вас, будете ли вы столь снисходительны, что согласитесь хранить мою тайну?

Сесилия подумала. Мысль быть поверенной контрабандиста, «пирата», останавливала ее, но подробное знание его намерений, хоть и нельзя будет открыть их никому, могло быть для нее важным. Не удастся ли несколько смягчить его? Хуже ничего не могло случиться. Следовательно, есть надежда, что ее положение изменится к лучшему, и в этом не было ни малейшего сомнения. Вежливость Пиккерсджилля внушила ей доверие; и хотя он попирал законы своего отечества, однако же в глазах ее был человек весьма почтенный, потому что знал законы светских приличий. Маленькая мисс Сесилия, как вы это уже заметили, имела много смелости, и она решилась ответить.

— Если секрет, которого вы требуете, не навлечет никому зла и меня не поставит в неловкое положение, я согласна.

— Я не в состоянии оскорбить мухи, мисс Оссультон, разве только для своей собственной защиты, и столько питаю уважения к вам, что не осмелюсь употребить во зло вашей снисходительности. Позвольте мне быть чистосердечным, тогда вы, может быть, увидите, что другие на моем месте поступили бы совершенно так же, не показав и половины моей уверенности. Батюшка ваш, безо всякого права, вздумал вмешиваться в мои дела; я мог быть взят, заключен в тюрьму, осужден, выслан из отечества, может быть, лишен жизни. Я не намерен защищать смогглерства; довольно, если я скажу, что есть известные наказания за нарушение известных законов и что я рискую им подвергнуться. Лорд Бломфильд не был уполномочен правительством предупреждать ввоз некоторых товаров, он сделал это самовольно; и если бы я выбросил в мора его и всех его спутников, то был бы совершенно прав, потому что каждому позволено защищаться, и в подобных случаях именно так и делается. Ваш батюшка превратил свою яхту в таможенного ползуна; не удивляйтесь же, если я из нее сделаю смогглера и ваших кавалеров пожалую в контрабандисты. Я уже нарядил их в смогглерскую одежду и отправил на моей «Удаче» в Шербург, они выйдут там на берег в безопасности. Сам я, со своим товарищем, оделся, как вы видите, для шутки в их костюмы. Цель моя, во-первых, свезти свой груз, который теперь здесь, в Англию, а во-вторых, отомстить вашему батюшке и его приятелям за их злые намерения тем, что я займу их место и наслажусь один удовольствиями катания по морю с их дамами и на их яхте. Собственность милорда, как я сказал, священна; я буду только распоряжаться как хозяин его съестными припасами и винами; но все эта не доставит мне еще ни малейшего удовольствия, если находящиеся здесь дамы не будут сидеть за одним со мною столом, как они сидели с вашим батюшкой и; его друзьями.