Три версты с гаком. Я спешу за счастьем - [53]

— Ещё время у нас есть, — сказал Мыльников. — Не желаете пока на рыбалку? Я тут откопал такое озеро! Барсучье называется…

— Хоть сейчас! — обрадовался Артём.

— В пятницу вечером. Договорились?

— Я вас жду, — сказал Артём.

Мыльников вытащил из кармана несколько красных самодельных блесен.

— Специально заказал меднику для крупных щук, — сказал он. — Моей конструкции. Попробовал в воде — играет, как заводная. По штучке могу вам подарить.

Носков отказался, сказав, что не любит ловить на спиннинг, а Артём взял.

Мыльников попрощался, уселся за руль и уехал. На повороте «газик» козлом подпрыгнул в воздух. Из — под колёс в дощатый забор с дробным грохотом ударили комья грязи.

— Опять мы с ним из — за дороги схватились. Дело к осени, а как начнутся дожди — пиши пропало. Ни один автобус не пройдёт, — сказал Кирилл Евграфович. — А что стоило сейчас бы, пока сушь да теплынь, пройтись грейдером да засыпать песком? Вот что, я напишу заметку в районную газету, а ты нарисуй на него карикатуру посмешней. Ух, взовьётся! Мыльников не терпит критики. Привык, что всегда хвалят. И в газете и по радио.

— Он мне материалы подкидывает, вон стекло обещал, а я — карикатуру?

— Не даром же! Ты деньги в бухгалтерию платишь… А потом дорога — государственное дело. Забыл, как меня костерил? Я ж не обиделся. Как говорится, дружба дружбой, а служба службой…

— Кирилл Евграфович, у вас тут в поселковом браки регистрируют? — спросил Артём.

— Чего это ты вдруг заинтересовался? Никак жениться задумал? Выходит, наши девчонки получше питерских?

— Так уж и жениться…

— Давай приводи любую… — усмехнулся Носков. — За милую душу зарегистрирую. У меня тут без задержки.

— У вас тут своих женихов хватает…

— С такой знатной бородой ни одного нет. У нас все безусые.

— С бачками есть, как у Пушкина…

— Вон оно что… — протянул Кирилл Евграфович. — Это ты о Володьке Дмитриенко? У Мыльникова на заводе работает. Наладчик станков. Толковый парень, только вот, когда выпьет, побуянить любит… А ты что, имеешь против него что — нибудь?

— Наоборот, — сказал Артём. — Восхищаюсь.

— Чего — то ты темнишь, парень, — покачал головой Кирилл Евграфович.

— Гаврилыч меня ждёт, — сказал Артём. — Великолепный плотник! Спасибо за рекомендацию. Я очень рад, что он строит дом.

— Гляди не сглазь… — усмехнулся Носков. — Так прошу тебя: подумай насчёт карикатуры. Позанозистей, чтоб за живое задело…

У калитки Артём остановился. Носков курил и смотрел на него. И взгляд у него был задумчивый.

Глава четырнадцатая

1

Сентябрь был такой же тёплый и солнечный, как и август. Все так же стороной проносились редкие осенние грозы, пронзительные ветры гнули в бору деревья, и тогда в воздухе густо реяли сухие сосновые иголки и уже тронутые желтизной листья. Потом снова становилось тепло и солнечно. В такие дни из леса плыли по воздуху длинные голубоватые нити паутины, которые и разглядеть — то почти невозможно. На длинных паутинах, оторвавшись от своей многодетной матери — паучихи, совершали своё первое далёкое путешествие маленькие паучки. Идёт человек по лесу или по улице — и что — то тонкое, липкое вдруг коснётся его лица. Это и есть паутина с паучком — путешественником.

Не только паутина летела из леса. Летели вышелушенные ольховые серёжки, берёзовая пыльца, кленовые стрекозки и разнокалиберные семена других деревьев. Летели, чтобы упасть на землю и, пролежав зиму под снегом, весной проклюнуться тонким зелёным ростком.

В лесу дружно пошли грибы. Последний, самый обильный, осенний слой. Ребятишки, да и взрослые таскали кузовами и корзинками ядреные боровики, толстоногие подосиновики, бледно — розовые волнушки и благородные грузди. Артём раньше считал, что лучше рыбалки ничего не бывает на свете, но оказалось, что грибы собирать — тоже огромное удовольствие. Только вот девать их было некуда. Солить он не умел, сушить тоже. А больше двух сковородок в день не съешь. И он отдавал грибы соседу Кошкину, жена которого в два счета с ними расправлялась: что сушить, что солить, а что и в мусорную яму… Случалось, Артём приносил из лесу и поганки.

В саду среди ветвей закраснелись яблоки. С каждым днём они становились больше, наливались, радовали глаз. Однако Артём стал замечать, что самые спелые яблоки куда — то исчезают. Напрасно он шарил в густой траве под яблонями — плодов там не было. А несколько дней спустя, когда он впервые обратил внимание на пропажу яблок, застукал в саду дочь Кошкина — Машу. Девчонка метнулась к забору — она была в спортивных брюках — и зацепилась за гвоздь в доске. Услышав, что затрещала материя, замерла на месте. Ни капельки не испугавшись, таращила на Артёма светлые плутоватые глаза. На вид девчонке лет пятнадцать. И хотя велик был соблазн отшлёпать её, Артём помог освободиться от гвоздя.

— Попросила бы, и так дал, — сказал он.

— Просить — это неинтересно, — бойко ответила она, с любопытством рассматривая его.

Артём тоже с интересом смотрел на неё: тоненькая, с острыми плечиками, курносая, волосы коротко подстрижены и на лоб спускаются тугими завитушками, пухлые розовые щеки щедро усеяны веснушками.

— Я ведь могу и нашлёпать!