Три пункта бытия : Роман, повесть, рассказы - [42]

И Курильскому тоже звонили, а потом кто-то из сослуживцев стал уговаривать его приехать, довести дело встречи Нового года до победного конца. Курильский отказывался, а ему звонили еще и еще. Наконец уговорили — часов около двух он оделся и ушел. По существу, для нормальной семьи — ЧП; муж уходит один в новогоднюю ночь, еще бы не ЧП!

Евгения Семеновна всплакнула еще, теперь уже откровенно, Ирина Викторовна сделала вид, что спит, она боялась, как бы свекровь не начала выяснять отношения, просить, чтобы ей объяснили — что же все-таки в доме происходит?

В ее представлении до сих пор, кажется, виновником положения был сын, а вовсе не Ирина Викторовна. Впрочем, могло быть уже и по-другому — кто его знает?! Не все ли это равно в конце концов? Очень хорошая женщина Евгения Семеновна, но отвлеченная, никогда и ничего не понимающая в той семье, в которой она живет, для которой она много и бескорыстно старается.

Недавно снова давала Ирине Викторовне советы: «Да плюнули бы вы, Ирочка, на этого башибузука, на своего милого муженька, и погуляли бы где-нибудь одна!.. Пройдут ведь годы-то. Я знаю: пройдут!»

А чему удивляться — все на этой планете не то, не так. Все шиворот-навыворот. Ведь на этой бог знает что случается и что может еще случиться — и не придумаешь!

>Глава десятая Фокус

Ирина Викторовна последнее время бывала у Нюрка без приглашений — она ведь не к ней, а к Светланке ходила в гости, но тут после работы Нюрок сказала:

— Иришка! Поедем ко мне!

— А что?! — сразу насторожилась Ирина Викторовна. — Что-нибудь?..

— Ничего… Отрез. Отрез купила, посоветуешь фасон…

В башне на тринадцатом этаже Ирина Викторовна прежде всего занялась Светланкой, им было нынче как-то особенно хорошо и все понятно друг в друге — женщине в возрасте 45—n и другой: 12+0,5. Нюрок строгими шажками ходила в соседней комнате — тук, тук, тук… «Чего это она не наденет домашние туфли?» — подумала Ирина Викторовна, и в это время Нюрок позвала:

— Иришка… Вот смотри — новый отрез… Посоветуй фасон!

Ирина Викторовна чмокнула Светланку в щечку, пошла в соседнюю комнату и… сразу же что-то поняла, только еще не знала — что именно.

— Ну, да, — сказала Нюрок шепотом. — Значит, он действительно не успел тебя предупредить…

— О чем?

— О своем отъезде.

— Куда?

— Да все туда же. На Северный Кавказ. В северо-кавказский филиал.

— Так ведь он все время ездит… Может быть, теперь надолго?

— Как тебе сказать? В общем — да…

— Надолго?

— Год… Ну, может быть, немного меньше…

— Да это что же за командировка? Помилуй!

— А это не командировка. Он временно принял директорство над филиалом. На весь наладочный период. Пустит машину в ход, подготовит директора из местных и только тогда вернется.

— Он что же — с женой… туда?

— Конечно…

Ирина Викторовна передохнула.

Потом спросила:

— Откуда ты все это знаешь? Точно ли?

— Он мне сказал. Он мне сказал, что если не успеет предупредить тебя, чтобы это сделала я.

— Да?

— Да…

— Почему же он успел предупредить тебя и не успел — меня?

— Наверное, потому, что так лучше… Для него. И для тебя.

— Вот что, друг мой. Пошли-ка куда-нибудь Светланку. К соседям куда-нибудь, поиграть.

— Нет, — сказала Нюрок. — Этого я не сделаю.

— Вот как?! Ну, тогда, по крайней мере, давай-ка выйдем на улицу. В сквер. И там поговорим!

— Нет, — сказала Нюрок, — и этого я не сделаю.

— Ты мне — враг?

— Я тебе друг!

— Тогда — в чем дело? Идем сейчас же!

— Не пойду…

— Почему? Скажи?

— По секрету: потому что я тебя знаю. Как облупленную… Если ты сейчас будешь с кем-нибудь, если кто-нибудь будет тебя внимательно слушать, ты такого наговоришь — ужас! Потом ты еще и сама поверишь в этот ужас. Поверишь, что обязана в него поверить, если кому-то, ну хотя бы и мне, высказала весь свой ужас вслух. Нет уж — подумай сама по себе! И так, и совсем с другой стороны. Логически. Критически. Еще как-нибудь. Ты это умеешь. Подумай — ведь должно было все это кончиться? И так, как это кончилось, — вовсе не худший вариант, поверь мне. Я-то знаю. Знаю варианты во сто крат хуже!

— Ты жестокий человек, Нюрок! Да?

— А что поделаешь?

— Ладно, я уйду. А ты что будешь делать?

— Уложу Светланку спать, а потом буду реветь. Еще пуще, чем ты: тебе дома нельзя реветь — Мансуров помешает, на улице — помешают прохожие, а мне? Никто мне не помешает, некому!

— Ты меня, пожалуйста, не жалей, Нюрок, это очень противно.

— Вот я и не знаю, кого я буду жалеть — тебя или себя… Там видно будет…

— Эгоистка!

— Дура ты, Иришка! Ты как ребенок. Сколько тебе говорить: конец должен быть, вот он и был. И был очень хорошим концом…

— Как ты смеешь…

— Тсс…. Светланка! А я смею, потому что это — действительно хороший конец. Благородный. Прямой. Откровенный. Великолепный! Вот так! Из тебя ведь не вытягивали жилы, не доводили дело до такого конца, когда и конца-то уже не может быть, на тебя не взваливали обязанность порвать первой, тебя не упрекали в каких-то низменных интересах, тебя вообще ни в чем никогда не упрекали и не подозревали, не играли с тобой и не разыгрывали тебя, не спровоцировали тебя на какую-нибудь ссору, чтобы потом сказать: «Сама виновата!» Ты начала первой, а тебе даже и об этом никогда не напомнили. Он взял на себя все, порвал все разом, уехал, чтобы мотаться где-то целый год на чемоданах, и ты обойдешься без гнусных звонков, без извинений, обвинений и бог знает без чего еще, что бывает после первой размолвки, после второй и после третьей, после первого разрыва, после второго и третьего. Тебе не будут как будто нечаянно показывать себя в коридоре уже после третьего разрыва, и в затылок тебе никто не встанет в троллейбусе, чтобы молча дышать в твою голову и вот сюда — в плечо, а потом внимательно смотреть, что из этого получается! Я всегда говорила тебе, Иришка, что ты — необыкновенно счастливая женщина! Таких, как ты, — одна на десять тысяч, одна сотая процента! Ты и не дома счастлива, и дома. Ты до сих пор не знаешь, что такое семейный скандал и распри, тебя везде лелеют, вот как я Светланку; тебя ничем не оскорбили ни Мансуров, ни Василий Никандрович… У тебя даже свекровь и та — ангел! Ты привыкла ко всему этому, так привыкла, что и благородство готова топтать ногами!