Три пункта бытия : Роман, повесть, рассказы - [135]

С больничной этажерки, слегка покачиваясь, свешивалась газета, и первое, что увидел Дроздов, — портрет человека в меховой шапке со сварочным аппаратом в руках.

— Кто? — спросил Дроздов.

— Алеша! — испуганно и тихо ответила Антонина Петровна.

— Кто?

— Алешенька, о чем ты? О ком? Але…

— Кто? — добивался Дроздов и добился своего.

— Это, Алешенька, электросварщик какой-то… Сейчас посмотрю… Прочитаю… Он очень далеко на севере. Это электросварщик Питими Осип…

— Не Питими, а Писими! — поправил Дроздов. — Здесь опечатка.

— Пи-ти-ми — так напечатано!

— Пи-си-ми! Я знаю — опечатка. Разве опечаток не бывает?! Ах, Тонечка, если бы ты знала, какие случаются опечатки! Однажды я держал в собственных руках две газеты на одном листе! Они печатались в одной типографии, и случилось так, что с одной стороны листа была напечатана полоса «Литературной газеты», а на другой — «Литературы и жизни». Так то — «Литература и Жизнь»! А если — просто жизнь?! Впрочем, без опечаток не бывает ничего, тем не менее все существует. Лишь бы опечатки не были фантастическими! Лишь бы!

— Лишь бы! — охотно согласилась Антонина Петровна.

В палате были и еще люди.

Юрий, Наташка. Молоденькая медсестра-брюнеточка с пудреницей в кармашке халата.

Дроздов посмотрел в окно: ему надо было увидеть мир.

Весны на прозрачных крыльях, которую он видел однажды в тундре, он не заметил, ее не было. Но Синее Небо, похожее на Синее Море, — было, и облака, удивительно похожие на Белые Корабли — были тоже.

Потом открылась дверь и вошел доктор.

— Будем… — сказал он.

И посмотрел в лицо профессора Дроздова Алексея Алексеевича.

РАССКАЗЫ

Три пункта бытия >Рассказ-пьеса

Памяти Василия Шукшина

Действующие лица:

И в а н  И в а н о в и ч — умирающий пенсионер.

Г е н е р а л о в — слесарь-водопроводчик.

К а м у ш к и н — директор клуба деревообделочников.

Б о к о в и т ы й — заместитель директора лесокомбината по снабжению.

М а л ь ч и к — из «кавказского» дома.

В е р о ч к а — жена Ивана Ивановича (значительно моложе своего мужа).

Действие происходит в поселке Ветка при железнодорожной станции того же названия на Транссибирской магистрали.

Примечание: «Три пункта бытия» могут читаться как рассказ и восприниматься как пьеса.

Первым пришел Генералов, не сразу разглядел в полутемной прихожей-тамбуре Верочку, разглядев, спросил шепотом:

— Плохой?

Верочка кивнула в ответ.

— Совсем?

Верочка кивнула снова.

— Ишь ты… — сказал Генералов. — А звал-то чего?

Верочка пожала плечами.

Генералов постоял молча и неподвижно, подумал, подумав, подал басовитый, с хрипотцой голос:

— Иван Иванович?!

Секунду-другую было тихо, потом из комнаты донесся негромкий ответ:

— Ну…

Генералов снова обратился к Верочке:

— Да, — сказал он шепотом, — он действительно плохой. — И опять басом: — Ты чего там заглох-то? Иван Иванович?

— Ничего…

— Ну, тогда давай-давай… — пробасил Генералов и стал раздеваться: поставил на пол вдрызг разбитый чемоданчик с инструментом, который он все еще держал в руках, прижав к животу, потом повесил на крючок замусоленную шапку-ушанку и стеганку, не торопясь принялся разматывать очень длинный серый шарф. С шарфом он возился долго, а когда и его повесил на крюк, снова поднял с пола чемоданчик и направился в комнаты.

Верочка прихватила чемоданчик рукой, а другой показала Генералову, что его нужно оставить в прихожей, но Генералов не послушался, будто и не замечая Верочки, проговорил «давай, давай…» и с чемоданчиком в руках прошел в комнаты.

Верочка снова осталась одна.

Монолог Верочки.

Я давно живу на станции Ветка. Я приехала сюда двадцать один год тому назад.

Это было вскоре после того, как я кончила деревообрабатывающее отделение лесного техникума в большом-большом волжском городе.

В том же городе я кончила студию художественной самодеятельности.

В тот год, когда я приехала на станцию Ветка, я была веселой, красивой и замужней.

Правда, я еще не знала, нужно мне было выходить замуж или не нужно? Вопрос был очень трудный, а чтобы избавиться от него, я вышла.

Мне тогда казалось, что за свою жизнь я уже успела принять так много самостоятельных решений, что устала от них, и вот настало время довериться кому-нибудь.

Я и доверилась мальчику, он и стал моим мужем.

Он так хорошо играл на гитаре!

И вскоре мой муж оказался в тюрьме — он с товарищем угнал легковую машину. Просто так, из озорства.

Я стала получать письма из тюрьмы с мольбами простить и дождаться его, такого несчастного, почти святого в своем несчастье.

А я не могла ни простить, ни дождаться.

Ведь мой муж, вместо того, чтобы любить меня и оправдать мое доверие, занялся автомобильным озорством — ужасно!

И я приняла ухаживания товарища Камушкина, руководителя художественной самодеятельности на станции Ветка. Тогда Камушкин тоже был молодым и называл меня «Крошечкой».

Но это продолжалось недолго, до тех пор пока Камушкин не узнал, что мой муж в тюрьме. Узнав об этом, Камушкин несколько рассеялся, а когда сосредоточился снова, было уже поздно: я влюбилась в Ивана Ивановича.

В самодеятельности я пела русскую песню про молодого корнета: «…мчится вихрем корнет молодой», Иван Иванович пел: «…все отдал бы за ласки, взоры…», тогда это были самые популярные номера художественной самодеятельности на станции Ветка — двадцать один год тому назад.