Три птицы на одной ветке - [21]

И капризная Софочка со временем обнаружит в земледелии положительные для себя моменты. Хотя, разумеется, нет в мире такой силы, которая бы заставила изнеженную кандидатку от экономики портить кожу рук неквалифицированным трудом, но производимая в саду продукция упоминается во всех патентованных диетах, необходима для приготовления так называемых масок, а маски да диеты — это как раз то, что вкупе с умом и врожденной привлекательностью составляет основу любых упований да надежд.

Но что, однако, любопытно: Софочка, никогда не евшая хлеба или почти не евшая, боявшаяся углеводов пуще яду кураре, вдруг однажды повела себя весьма странно. Это когда мать урвала у насквозь прогнившего социализма целый пак просроченной «Нутеллы» — продукта, которым, по слухам, кормят в специальных европейских лагерях бывших наших, ставших соискателями ихнего гражданства.

Мать волокла шоколадную пасту и ругала себя за людность до халявы, непобедимую, как пристрастие к табаку, она думала, что надрывается напрасно, ибо жрать такое в доме абсолютно некому, но бросить груз посреди дороги все равно не могла.

А вскоре ей пришлось пожалеть, что не урвала два пака. Или три. Потому что Софочка вдруг с фантастической прожорливостью накинулась на непредусмотренный никакими диетами продукт, ела его почти безостановочно, пока не съела весь.

Мать с бабушкой тихо ужасались, не смея перечить Софочке, недоумевали и строили, как обычно, апокалипсические предположения, но вскоре все объяснилось само собой — у Софки вспыхнул бурный роман с одним потрепанным коммерческим директором, студентом ее, татуированным с ног до головы, роман, увенчавшийся потерей опостылевшей девственности.

Перспектив на выгодный брак не было никаких, Софочка это прекрасно осознавала — на жирных пальцах студента, помимо соцветья массивных печаток из желтого металла, всегда красовалось не менее убедительное обручальное кольцо, которое в моменты интимных контактов с любовницей демонстративно не снималось, а как бы поминутно подчеркивало отсутствие серьезных перспектив у «госпожи доцента».

А впрочем, Софочка все равно в душе осталась ему чрезвычайно признательна и на последнем зачете, помимо прочего подводившем итог отношений, поставила ему трояк ни за что, тогда как прочее студенчество за аналогичные «знания» имело бы верный «неуд». Потому что мужчина дал ей наконец ту свободу, о которой она так долго мечтала. Теперь-то она, если б все вернуть, показала верную дорогу несчастному столичному мэнээсу.

Итак, к тридцати годам Софочка уже решила для себя, как ей казалось тогда, окончательно, что вся эта наука и все эти должности — полное фуфло, когда нет самой банальной бабьей доли. И она, продолжая по инерции сочинять всевозможные курсы лекций, продолжая публиковать глубокомысленные статьи в научных журналах об экономике переходного периода — а ей не составляло большого труда это делать, потому что сама она была на сто процентов существом промежуточным и переходным, вот только однозначно не скажешь — откуда и куда, — усиленно искала тот единственно необходимый вариант, который сделает ее счастливой женой, а затем и матерью, освободит от необходимости день и ночь держать умное лицо и проникновенный голос ради презренной и никогда не достигаемой окончательно цели — быть незаменимым элементом процесса достижения наивысших благ…

Однако затем последовало еще несколько летучих, стремительно сменяющих друг друга связей, когда заниматься расширением кругозора приходилось пусть и не в самых экзотических, но все же весьма экзотических местах. Это были прокуренные офисы не первого сорта, а однажды — насквозь продуваемый садовый домик, где, разумеется, была печка-буржуйка, и ее предварительно, не жалея дров, протопили, но разве могла она обогреть все околоземное пространство?

Так что только жар всепоглощающей страсти спас тогда любовникам жизнь, но до утра они не вынесли, покинули «дачу» среди ночи, и Софочка потом дня два-три не могла как следует согреться даже дома.

Эти связи дали возможность понять, что слепой поиск, скорей всего, бесперспективен, что без научного подхода не обойтись и здесь. И Софочка опять нырнула в болото компьютера, правда, с новой для себя целью…

А бабушка и мать об этой изнурительной духовной, умственной, а также физической работе могли только догадываться. И они о ней догадывались, хотя, конечно, не вполне, ибо после коммерческого директора, ночевавшего на их территории четыре раза, Софочка больше никого им не предъявляла, а что она делает часами за компьютером, так это для обеих сплошной «темный лес».

А девушка то становилась веселой и жизнерадостной, то угрюмой, замкнутой и раздражительной без видимого повода, то подлизывалась к своим старухам, правда, это реже всего.

И бабушка иной раз, понимая томление внучки, хотя не могла совсем отделаться от капли злорадства, все же сочувствовала ей и сожалела, что не пришлось бедняжке стать матерью, пока она числилась Кузнецовой. Ибо, будь она сейчас матерью, то есть живи сейчас здесь, в Екатеринбурге, не одна, а с ребенком, возможно, вся жизнь в доме была бы иной, ведь ничто так не смягчает нравы, как присутствие в доме маленьких детей да собак…