Три повести - [5]
Я сказала, что пока вопросов нет. Мы условились, что я осмотрю школьное здание, а он тем временем поговорит с крестьянами о починке ворот. А после этого мы продолжим нашу беседу.
— Может быть, я вас напугал? — спросил директор. — Не обращайте внимания. Я рад, что вы приехали. Как-никак еще один свежий человек.
Я сказала, что не пугливого десятка.
— Послушайте. — Он скрестил руки. — Из вас могла бы получиться великолепная героиня современной повести. Только у вас опыта маловато.
— Какого опыта?
— А я скажу. Вы отвечаете слишком лаконично. А должны бы говорить так: я приехала в это отдаленное село, чтобы принести родине как можно больше пользы, я не боюсь трудностей, а иду им навстречу, я хочу выявить имеющиеся здесь недостатки и поскорее ликвидировать их. Понимаете? И вы были бы сущей находкой для иного литератора. Вам не нравятся мои советы?
— Нет, — сказала я.
— И мне тоже. — Он улыбался, с него на минуту сошла серая хмурь. — Извините, что не могу проводить вас до порога школы. Вы там встретите одну нашу преподавательницу. Познакомьтесь, пожалуйста, с нею…
Школа приземистая, с широкой открытой верандой. По фасаду я насчитала десять каштановых столбов, подпиравших крышу большой веранды. Во двор смотрели узкие окна. Боковые стены здания — тоже из каштана. На них четко обозначались горизонтальные швы — должно быть, те самые щели, о которых говорил директор. Драночная кровля изрядно потемнела от времени, однако не выглядела ветхой. На одном из столбов торчал деревянный кронштейн, и на нем висел колокол солидных размеров. Как я потом выяснила, его приволокли с какой-то железнодорожной станций, чуть ли не из Туапсе.
На веранду вела шаткая лесенка, уже много послужившая человеку. Половицы приветствовали меня дружным скрипом. Заглянула в окно: парты, учительские столы на возвышениях. В общем, классы выглядели опрятными, даже стекла в окнах были целы.
Я прошла в правую дверь. Из небольшой прихожей попала в просторную, пахнущую затхлостью комнату. Длинный стол, покрытый вылинявшей зеленой скатертью, шкаф на замке и полдюжины гнутых стульев говорили, что здесь учительская.
За столом сидела худенькая женщина с огромным пучком волос на затылке. Она быстро поднялась навстречу мне. У нее были большие, почти циркульного очертания брови и черные глаза с добрый орех. Белая капроновая кофточка ярко оттеняла черноту ее глаз и матовый цвет лица.
— Я видела в окно, что вы разговаривали с нашим директором, — сказала она низким, слегка вибрирующим голосом. — Наверное, вы и есть наша новенькая учительница.
— Здравствуйте. Вы не ошиблись.
Она подала мне холодную руку и с откровенным любопытством осмотрела меня с головы до ног.
— Я преподаю химию и физику, — сказала она. — А вы, кажется, по русскому языку… Это очень приятно. Мы лишились хорошей учительницы по русскому. Хорошей и хорошенькой. — Она с опаской взглянула в окно и продолжала: — Она была его женой. Директора нашего. Сбежала она.
И тут же, не сходя с места, я была посвящена в семейную драму директора. Его жена была интересная, молодая женщина из Очамчирского района. Ею увлекся учитель-историк, и они в один прекрасный день скрылись. Это случилось полгода тому назад. Все были убеждены в том, что директор настигнет их где-нибудь в горах и убьет. Но этого не произошло. Потом начали строить догадки, что директор разыщет их летом и на досуге расплатится за свой позор. Наконец, когда все эти предположения не оправдались, нашлись люди, которые обрушили на голову директора град насмешек.
— Он почти потерял свой авторитет, — заключила моя новая знакомая Вера Коблуховна Смыр.
— Сбежала, значит?
— Да. От него. И от нас. Она никак не могла понять, как будет жить в наших горах.
— Как все! — сказала я.
— Да, милая, но у нас нет ателье мод, нет центрального отопления… Теперь они живут в городе… Отец ее богатый человек. В торговле работает.
Я узнала также, что муж Веры Коблуховны — колхозный бригадир. Детей у них нет, но оба они очень любят друг друга.
Очевидно, и мне следовало ответить той же откровенностью. Я это попыталась сделать. И Вера Коблуховна удивилась, что я не замужем.
— И такая красивая, и такая молодая! — воскликнула она.
В эту минуту я уже окончательно простила местным мужчинам подобные откровенные заявления. Как видно, это природная черта жителей этой страны…
— Скажите, Наталья Андреевна, а там у вас кто-нибудь остался?
— Кто именно? — спросила я, хотя и понимала, о чем шла речь.
— Жених. Поклонник. Наверное, были влюблены…
— К сожалению, нет, если не считать студенческих увлечений…
Она, как видно, не очень-то поверила мне.
— Удивительно! — проговорила она. — Впрочем, часто встречается такое. Знаете пословицу? Не родись красивой, а родись счастливой.
— Верно, — согласилась я.
— Но вы все же молодец, — сказала Смыр, — что рискнули поехать в неизвестное горное село. Вам, наверно, будет трудно после городской жизни.
— Ничего, не страшно, — мужественно произнесла я, чем окончательно восхитила Веру Коблуховну. Она даже зааплодировала мне. А потом прищурилась и, глядя словно сквозь меня, произнесла:
— За вами, наверное, будет ухаживать директор. Но вы не поддавайтесь. Зачем вам женатый человек?
Настоящий сборник рассказов абхазских писателей третий по счету. Первый вышел в 1950 году, второй — в 1962 году. Каждый из них по-своему отражает определенный этап развития жанра абхазского рассказа со дня его зарождения до наших дней. Однако в отличие от предыдущих сборников, в новом сборнике мы попытались представить достижения национальной новеллистики, придать ему характер антологии. При отборе рассказов для нашего сборника мы прежде всего руководствовались их значением в истории развития абхазской художественной литературы вообще и жанра малой прозы в частности.
«… Омара Хайяма нельзя отдавать прошлому. Это развивающаяся субстанция, ибо поэзия Хайяма – плоть от плоти народа. Куда бы вы ни пришли, в какой бы уголок Ирана ни приехали, на вас смотрит умный иронический взгляд Омара Хайяма. И вы непременно услышите его слова: «Ты жив – так радуйся, Хайям!»Да, Омар Хайям жив и поныне. Он будет жить вечно, вековечно. Рядом со всем живым. Со всем, что движется вперед. …».
«… Мин-ав почесал волосатую грудь и задумался.– Не верю, – повторил он в задумчивости.– Они выбросили все куски мяса, – объясняли ему. – Они сказали: «Он был нашим другом, и мы не станем есть его мясо». Он сказал – «Это мясо не пройдет в горло». Она сказала: «Мы не притронемся к мясу нашего друга, мы не станем грызть его хрящей, мы не станем обгладывать его костей». Он сказал: «Мой друг спасал мне жизнь. Еще вчера – пока не сорвался он с кручи – шли мы в обнимку в поисках дичи…» Да-вим бросил мясо, Шава бросила мясо.
«… – Почтенный старец, мы слушали тебя и поняли тебя, как могли. Мы хотим предложить тебе три вопроса.– Говори же, – сказал апостол, которому, не страшны были никакие подвохи, ибо бог благоволил к нему.– Вот первый, – сказал Сум. – Верно ли, что твой господин по имени Иисус Христос, сын человеческий, и верно ли, что он властвует над человеком в этом мире и в мире потустороннем?Апостол воскликнул, и голос его был как гром:– Истинно! Мы рабы его здесь и рабы его там, в царстве мертвых, ибо он господин всему – живому и мертвому!Абасги поняли старца.– Ответствуй, – продолжал Сум, – верно ли, что твой господин рожден от женщины?– Истинно так! – предвкушая близкую победу, сказал святой апостол.Сум сказал:– Скажи нам, почтенный старец, как согласуется учение твоего господина с учениями мудрых эллинов по имени Платон и по имени Аристотель? …».
Рассказ о том, как у Джоаккино Россини возник замысел написать оперу «Севильский цирюльник».
«… Георгий Гулиа менее всего похож на человека, едущего спиной вперед. Писатель остросовременный по складу своего дарования, чуткий не только к проблемам, но и к ритмам, краскам, интонациям дня сегодняшнего, он остается самим собой и в исторических своих книгах. Жизнь и смерть Михаила Лермонтова» прослоена такими комментариями от начала и до конца. Даты и факты, письма, свидетельства очевидцев и современников, оценки потомков, мнения ученых – все это сплавлено воедино, обрело смысл и цельность лишь благодаря живому голосу автора, его ненавязчивому, но постоянному «присутствию».
Жил-был на свете обыкновенный мальчик по прозвищу Клепа. Больше всего на свете он любил сочинять и рассказывать невероятные истории. Но Клепа и представить себе не мог, в какую историю попадет он сам, променяв путевку в лагерь на поездку в Кудрино к тетушке Марго. Родители надеялись, что ребенок тихо-мирно отдохнет на свежем воздухе, загорит как следует. Но у Клепы и его таксы Зубастика другие планы на каникулы.
Без аннотации Мохан Ракеш — индийский писатель. Выступил в печати в 1945 г. В рассказах М. Ракеша, посвященных в основном жизни средних городских слоев, обличаются теневые стороны индийской действительности. В сборник вошли такие произведения как: Запретная черта, Хозяин пепелища, Жена художника, Лепешки для мужа и др.
Без аннотации Рассказы молодого индийского прозаика переносят нас в глухие индийские селения, в их глинобитные хижины, где под каждой соломенной кровлей — свои заботы, радости и печали. Красочно и правдиво изображает автор жизнь и труд, народную мудрость и старинные обычаи индийских крестьян. О печальной истории юной танцовщицы Чамелии, о верной любви Кумарии и Пьярии, о старом деревенском силаче — хозяине Гульяры, о горестной жизни нищего певца Баркаса и о многих других судьбах рассказывает эта книга.
Без аннотации Предлагаемая вниманию читателей книга «Это было в Южном Бантене» выпущена в свет индонезийским министерством общественных работ и трудовых резервов. Она предназначена в основном для сельского населения и в доходчивой форме разъясняет необходимость взаимопомощи и совместных усилий в борьбе против дарульисламовских банд и в строительстве мирной жизни. Действие книги происходит в одном из районов Западной Явы, где до сих пор бесчинствуют дарульисламовцы — совершают налеты на деревни, поджигают дома, грабят и убивают мирных жителей.
Повесть известного китайского писателя Чжан Сяньляна «Женщина — половинка мужчины» — не только откровенный разговор о самых интимных сторонах человеческой жизни, но и свидетельство человека, тонкой, поэтически одаренной личности, лучшие свои годы проведшего в лагерях.
Меня мачеха убила, Мой отец меня же съел. Моя милая сестричка Мои косточки собрала, Во платочек их связала И под деревцем сложила. Чивик, чивик! Что я за славная птичка! (Сказка о заколдованном дереве. Якоб и Вильгельм Гримм) Впервые в России: полное собрание сказок, собранных братьями Гримм в неадаптированном варианте для взрослых! Многие известные сказки в оригинале заканчиваются вовсе не счастливо. Дело в том, что в братья Гримм писали свои произведения для взрослых, поэтому сюжеты неадаптированных версий «Золушки», «Белоснежки» и многих других добрых детских сказок легко могли бы лечь в основу сценария современного фильма ужасов. Сестры Золушки обрезают себе часть ступни, чтобы влезть в хрустальную туфельку, принц из сказки про Рапунцель выкалывает себе ветками глаза, а «добрые» родители Гензеля и Гретель отрубают своим детям руки и ноги.