Три Петуха и Милость Митры - [11]

Потом киммериец задумчиво оглядел петуха с перегрызенной глоткой. Этот вряд ли являлся Фиглатпаласаром, так как самому великому бойцу петушиного племени полагалось бы совладать с хорьком; пусть не прикончить его, но оборониться.

– Ну, а коли не оборонился, пожалуй на вертел, - пробормотал Конан, протыкая петуха обгоревшим дротиком.

Он высек огонь, растопил печь и, ощипывая птицу, принялся размышлять о грядущем дне - вернее, о грядущей ночи. Хорьки, шакалы, две женщины, два петуха… Что будет на третье? Этот вопрос пока оставался туманным, если не считать намеков То-Ню относительно рыжеволосой Валлы. На сей счет Конан мог быть спокоен; но какую каверзу приготовит ему Сагар? Возможно, не стоит дразнить рябого… Пусть думает, что стая хорьков расправилась со всеми курами и петухами Хирталамоса… Пусть сейчас торжествует победу, получает с Пирия Флама обещанную мзду, а там посмотрим!… Поглядим, что случится в рахават!

Конану однако представлялось, что выход сей не для него; он не привык к уступкам, а хитростям предпочитал добрый удар клинка. Сегодня, как и прошлой ночью, он вышел победителем; он поспел вовремя, он отразил атаку, он выиграл и не собирался скрывать своего торжества. Тем более, что нападение оказалось подлым! Да, подлым! И Сагар вместе с Пирием Фламом еще поплатятся за это!

Задумавшись о планах мести, он едва не спалил свое жаркое. Тушка подгорела с одного бока, а с другого выглядела сыроватой, но такие мелочи Конана не смущали; вцепившись крепкими зубами в птичью грудку, он вырвал кусок, быстро и жадно прожевал, откусил снова. Вскоре от петуха осталась лишь горстка костей да две голенастые, дочиста обглоданные ноги. Мясо у него было таким же сочным и нежным, как у вчерашнего.

* * *

Конан распростерся на крыше, у самого потолочного люка, упираясь в его закраину подбородком. Внизу, в длинном сарае, сложенном из кедровых бревен, мирно дремали куры и петухи; меж петушиными насестами и гнездами кур стояли пара топчанов да печка, за которой, в полутьме, у задней стены, виднелось несколько клеток. Вся эта обстановка почти не отличалась от курятника достойного Хирталамоса, в котором Конан просидел две прошлые ночи. Разница была лишь в том, что на топчанах тут расположились трое - все в темных плащах, с откинутыми на спину капюшонами. Хотя сверху Конан видел лишь шеи да макушки сторожей, узнать их не составляло труда. Басистый голос выдавал Сагара, отсутствие ушей - Безухого, а черная повязка, закрывавшая выбитый глаз, - Кривого. Что касается Рваной Ноздри, то он недавно покинул Шадизар; хоть тело его пока что оставалось здесь, в ряду прочих тел у загородки хирталамосова курятника, но дух уже странствовал по Серым Равнинам.

Впрочем, Конан не вспоминал сейчас о битвах, случившихся вчера и позавчера; он ведь обратился в слух, внимая словам Сагара Рябой Рожи. Его тощий соперник был гневен и распекал своих помощников.

– Мешки с дерьмом шелудивой свиньи, вот кто вы! - раздраженно бурчал он. - Провалили дело, ублюдки! Сказал же вам: остаться и проследить! А вы сбежали, как трусливые крысы!

– Кто ж мог догадаться, что так выйдет, - произнес Безухий. - Этому киммерийскому козлу дарована Белом резвость блохи! Да что там блохи - он целую стаю блох обскачет! Сам посуди: выпустили мы восьмерых хорей… Долгое ли дело им передушить с полсотни петухов? Однако ж не вышло…

– Выпустили восьмерых! Не вышло!… - передразнил Рябая Рожа.

– Если вы, недоумки, побоялись там остаться, надо было выпустить пятьдесят! По одному на каждого петуха!

– Где ж их возьмешь-то, пятьдесят? - хрипло возразил Кривой.

– Так ведь теперь взяли! - Сагар пихнул ногой объемистый мешок, валявшийся на полу у топчана. В мешке что-то зашевелилось, зафырчало.

– Ну, не полсотни же, - Кривой почесал в затылке. - Всего два десятка и еще три… Все окрестные усадьбы обегали, чтоб мне больше вина не пить!

Ого! - подумал Конан. Вчера было восемь хорьков, а сегодня, значит, будет втрое больше! Вовремя он сюда заявился…

Чуть повернув голову, киммериец взглянул на небеса. Вечерняя заря отгорела, но месяц висел еще низко, только собираясь пуститься в свою дорогу среди сверкающих звезд; вся ночь была впереди - третья ночь, последняя перед праздником рахавата. Еще вчера Конан решил использовать ее с толком: не оборонятся, но атаковать. Вернее, поразведать, что замышляет коварный Сагар, а затем действовать по обстоятельствам.

В сумерках он залез на высокую стену усадьбы Пирия Флама, забрался без веревки и крюка, заполз как ящерица-геккон, цепляясь пальцами за камни, используя каждую трещину и щель. Плоская кровля птичника вплотную примыкала к стене, и Конан скользнул на нее, словно призрак, невидимый среди вечерних теней. Петухи - сторожкое и чуткое племя, но киммериец их не обеспокоил; под его ногами не скрипнула ни одна доска, ни единая черепица. Пригибаясь, он двинулся по крыше вдоль наружной стены, заглянув в несколько отверстий-продухов и залег у центрального, рядом с печной трубой. Отсюда он слышал и видел все - и Сагара с его подручными, кои сидели внутри, и стражников Пирия Флама, дежуривших снаружи, у дворцовых ворот.