Три песеты прошлого - [68]

что и они ждут. Ты не уходишь? Немного погодя, попозже. А через несколько минут снова: когда ты уходишь? — Да не знаю, может, вообще никуда не пойду, но вы не стесняйтесь, как будто меня здесь нет, — что ты хочешь этим сказать? — только то, что сказал. Тетя Лоли пила свои настои из трав, дядя Ригоберто — свои, она из чашки, он — из кружки. По требованию дяди Ригоберто в настои обязательно добавлялось что-нибудь укрепляющее сердце. И Висенте из своей комнаты слышал, как они суетились на кухне, до него доносился аромат приготовляемых неимоверных отваров, и наконец дверь его комнаты тихонько отворялась — прости, мы думали, что… На третий день они не стерпели и вышли в коридор. Тихонько, стыдливо. Видимо, подкрепившись сердечным снадобьем, которое добавляли в отвары и настои. А почему бы и нет? Анисовый ликер. Вишневку. Иногда особую мальвазию, которую Висенте по просьбе дяди Ригоберто приносил из лавки, торгующей травами, что на улице Кабальярос. Возможно, только там и можно было ее достать. Мальвазия. Само это слово пленяло Висенте, как пленяли его многие другие слова, употребляемые дядей Ригоберто, значение которых тот не всегда пояснял, предпочитая оставаться немного загадочным. Тмин, жемчужная трава. Висенте обнаружил, что ему и самому нравилось оставлять такие слова затемненными, не выясняя их смысла. Если он сразу же отыскивал их в словаре, они исчезали из его памяти навсегда. Похоже было, что среди второстепенных талантов дяди Ригоберто был и талант знатока трав. Слова эти, названия трав, цветов и листьев, он мог нанизывать, как бусы: мокрица, бергамот, шиповник (бог ты мой, Донья Тетя Лоли, ничто так не помогает от меланхолии и вздутия живота, как настой плодов шиповника и кузьмичевой травы с ложкой липового меда!), каких только названий он не откапывал, каких трав не отыскивал! Лопух. Чернобыльник. Лазал по горам и долам, забирался в развалины старых замков, советовался с местными аптекарями, козопасами и старухами. Разыскивают же другие всякую всячину: стихи, песни. Еще мальчишкой дядя Ригоберто ходил в горы Контрерас, неподалеку от Вильягордо. Потом, когда подрос, ездил в Кастилию, в Ламанчу, Валенсию. Однажды, месяцев десять тому назад (эти месяцы пронеслись вихрем, война разрасталась, как буйные заросли ежевики, выползающие из ущелья, Бернабе уже девять месяцев был на фронте — в ноябре тридцать шестого защищал Мадрид, — Висенте тоже собирался на фронт), тетя Лоли попивала настой трав, как вдруг дядя Ригоберто потянул носом воздух и сказал:

— Чай из чебреца.

— Из чего? — спросила тетя Лоли.

— Из чебреца. И из цвета мансанильи.

— Верно! Как вы угадали?

— Но мансанилья не из Фуэнте-Сомеры, та душистей. Сюда нужно еще добавить анисового ликера. У вас есть? Висенте, есть у вас анисовый ликер? Вот увидите, какое чудо получится.

Не исключено, что именно тогда прозвучала первая мелопея[61], тихонечко, разумеется; тетя Лоли икала и захлебывалась, смущенно хихикала. Впервые на восемьдесят втором году жизни. Во всяком случае, с тех пор мелопея пошла у них в ход, сдобренная ароматом настоев, ублажавших ее душу, равно как и названия, которые дядя Ригоберто давал своим настоям: чай из шалфея с кукурузными рыльцами, чай из девичьей травки, из иссопа и тимьяна, чай из примул, из первоцвета и голубого шпажника… Эти чаи излечивали все, никакая болезнь не могла перед ними устоять.

— Заваривай чай и ничего не замечай. Так говорят китайцы.

— Так и говорят?

— Ну, по-китайски, конечно.

Чай из фиалок с лепестками красных роз давал здоровый сон, так же как и чай из желудевых чашечек с апельсиновым цветом. А чай из больдо или львиного зева с ласточкиной травой успокаивает боли в печени, чай из подмаренника или петрушки со щепотью монашеской сумки вызывает обильное отделение мочи, приносящее несказанное облегчение, — тут тетя Лоли, поперхнувшись, просила рассказать лучше о чае из ландыша, на что дядя Ригоберто говорил: о, этот в сочетании с садовым сандалом укрепляет сон, но вот для отделения мочи, — дядя Ригоберто, а трава каноников? — да бог с ними, с канониками, чтобы помочиться в полное удовольствие, нет ничего лучше чая из писисиуауа, так называют эту траву американские индейцы, которые многому научили травников всего мира, это слово имитирует звук, издаваемый при… — дядя Ригоберто! — нет, вы только вслушайтесь: писисиуауа, прямо наслаждение — ради бога! А чай из розмарина с лимонным бальзамом предохраняет от облысения, тогда как свежий компресс из настоя очанки, если наложить его на веки, снимает воспаление глаз. И еще были чаи на все случаи жизни. Например, чай из лекарственной валерианы и чай из страстоцвета вместе с пустырником, если их подержать ночь на свежем воздухе при ущербной луне, успокаивают тех, у кого буйный нрав, и тех, кто склонен к истерике. Или еще чай из крапивы, а также чай из огуречной травы и боярышника — эти помогают избавиться от вялости и склонности ко вздохам, а еще чай из подмаренника или из Кузьмичевой травки с плодами шиповника и с медом разгоняют дурное настроение, веселят селезенку.

— Вы говорите, селезенку, дядя Ригоберто?