Три персонажа в поисках любви и бессмертия - [44]
– Приходите ко мне в среду вечером, ужинать. У меня ассамблея. Вас отпустят? Маркиз также будет. Зачитаем ему посвящение, и вы объясните всем, чем ваша музыка замечательна.
Вдова уже прекрасно все вообразила.
– Нет, мне некогда, – довольно резко ответил аббат. Я не по светской части. Не воспитан, не обучен, манер таких не имею. Вот если захотите, я вам отдельно расскажу, а вы потом вашему обществу перескажете. Там, видите ли, есть такая закавыка, одно новшество, господином Рамо введенное, хроматическое или, если угодно, энгармоническое, ну и я в том же духе работаю. Заходите в собор, когда не лень будет. Там в сакристии есть эпинет, я на ней вам кое-что покажу. Эх жаль, нет у меня клавесина. В Безансоне у иезуитов такой чудесный был.
– А у меня клавесин имеется. Никто на нем давно не играл.
– Не может быть, – вскричал аббат. – Вот за такие слова я вас сейчас…
Он подскочил к ней, как-то нелепо прижался к ее плечу и потерся о него. Не то сумасшедший, не то мужлан неотесанный, не то, и правда, как невинное дитя. Одно слово: подкидыш. Освободилась от его щенячьей ласки.
– А клавесин-то покажете?
Повела его в апартаменты мужа. Там они вдвоем сняли чехол и обнажили померкший, некогда ярко красный инструмент.
– Ох, старинный, прошлого еще столетия. Антверпенский, самих Рюкерсов: вот тут, видите, написано.
Он стал его гладить и трогать, открывать и закрывать, пробовать клавиатуру.
– Разумеется, его переоперить необходимо. Вот тут, эти молоточки – это ведь перышки, их надобно поменять. И запоет он у нас, как миленький.
– А вы бы смогли?
– Так отчего же, смогу. Оперить, настроить и прекрасно играть можно будет.
– К среде?
– Допустим.
– Может быть, все же придете в таком случае, удостоите небольшим исполнением?
– Ах, вам отказать прямо невозможно, когда вы так просите, у вас… ну да ладно.
На том и откланялся, пообещав вернуться, как только добудет все необходимое. Она осталась одна. Обошла половину мужа, постояла на пороге спальни. Надо девчонке сказать, чтобы пыль вытерла. И рабочим из печатни – чтобы клавесин в салон перетащили. Спустилась в кухню. Стряпуха чистила спаржу. Села рядом и тоже принялась чистить. Нож скользил взад-вперед по прозрачным стеблям, похожим на бескровные пальцы. Руки были заняты. Это она любила. А мыслью вернулась к тому, что с ней «произошло». Что же это такое? Черная фигура в сутане, смуглое смеющееся лицо, глаза с тяжелыми веками и веселым бесцеремонным взглядом, найденыш, иезуитский выкормыш, аббат, каноник. Ей захотелось, чтобы он поскорее вернулся и еще что-нибудь сарлекинничал, насмешил ее. «Зачем мне все это?» А что «все» и что «это», не знала. Снова испугалась, подумав о том, как он носится по улицам. Поскользнется, упадет. Что за нелепость? Что за белиберда?
– Чему улыбаетесь, сударыня? – спросила кухарка.
Она почувствовала на своих губах улыбку.
– Уж не влюбилась ли моя госпожа?
– Влюбилась?
«Влюбилась»? Слово-то какое, да еще произнесенное стряпухой. Это было не ее амплуа. Как сказал бы аббат «трогательно», годилось для простонародной песенки. В Париже их называли «брюнетками», ибо речь в них шла часто о пастушке, влюбленном в девушку такой именно масти. Она вспомнила, как пел одноногий шарманщик на площади Сан-Сюльпис.
Такие ариетки ничего не давали уму, а еще меньше сердцу. В них описывалось бестолковое поведение человека, охваченного любовной страстью, повествовалось о муках и томлениях неразделенного пыла, о бессонных ночах, потере аппетита и прочих недомоганиях, которые, вместо того чтобы от них избавляться, влюбленный лелеял, «пленялся» этим беспорядком и сам себя с ним поздравлял. Складывалось впечатление, что отдельные личности только и делали, что искали, как бы им в таком состоянии оказаться и наиболее продолжительно оставаться. В жизни своей вдова подобных случаев не наблюдала. Родителей своих в нежном ракурсе не запомнила, ибо мать умерла, когда она была ребенком. А иных таких историй, о которых в брюнетках пели и в романах писали, ей не припоминалось. Из чего вывод сам собой напрашивался: либо распространено подобное сумбурное чувство было в неграмотном народе, либо сильно преувеличено господами беллетристами, зарабатывавшими на этой чепухе и нелепости свой смоченный чернилами кусок хлеба.
Из подобных книг припомнился ей вдруг один старинный роман, написанный мадам Лафайет: весьма галантный, про несчастную, преступную и обоюдную страсть между двумя высокородными особами. Она была замужем, мужа своего уважала, но не любила. А в другого, светского шармера и атлета, влюбилась до самой крайности. От матери же воспитание получила строгое. Так что ни-ни в сторону его не смотрела и, напротив того, выказывала ему полное равнодушие. Только так обстоятельства сложились, и так тот другой напирал, что она себя уже не наблюдала и во время турнира, где героя ее ранили, опасением своим за его жизнь себя выдала и стала умолять мужа позволить ей в деревню удалиться. Тот не позволил; надо было им совместно ко двору являться. Тогда она взяла и призналась ему во всем, только имени возлюбленного не назвала. Муж стал ее подозревать, совсем ума лишился, заболел и с горя умер. Влюбленный, как узнал об этом, прискакал немедленно с тем, чтобы ее за собой увлечь, ведь была она теперь свободна. Но та в ответ: нет и не буду никогда. Ибо мы с тобой друг друга полюбили еще при жизни мужа, а значит любовь наша была, есть и вечно будет преступная, запретная. После чего удалилась в деревню, там себя заживо похоронила, а вскоре и вовсе умерла.
Ф. И. О. – фамилия, имя, отчество – как в анкете. Что это? Что есть имя? Владеем ли мы им? Постоянно или временно? Присваиваем ли себе чужое? Имя – росчерк пера, маска, ловушка, двойник, парадокс – плохо поддается пониманию. «Что в имени тебе моем?» А может, посмотреть на него с точки зрения истории? Личной истории, ведь имя же – собственное. Имя автора этой книги – как раз и есть такая история, трагическая и смешная. Чтобы в ней разобраться, пришлось позвать на помощь философов и поэтов, писателей и теологов, художников и историков.
Как писать биографию художника, оставившего множество текстов, заведомо формирующих его посмертный образ? Насколько этот образ правдив? Ольга Медведкова предлагает посмотреть на личность и жизнь Льва Бакста с позиций микроистории и впервые реконструирует его интеллектуальную биографию, основываясь на архивных источниках и эго-документах. Предмет ее исследования – зазор между действительностью и мечтой, фактами и рассказом о них, где идентичность художника проявляется во всей своей сложности. Ключевой для понимания мифа Бакста о самом себе оказывается еврейская тема, неразрывно связанная с темой обращения к древнегреческой архаике и идеей нового Возрождения.
Рассказы в предлагаемом вниманию читателя сборнике освещают весьма актуальную сегодня тему межкультурной коммуникации в самых разных её аспектах: от особенностей любовно-романтических отношений между представителями различных культур до личных впечатлений автора от зарубежных встреч и поездок. А поскольку большинство текстов написано во время многочисленных и иногда весьма продолжительных перелётов автора, сборник так и называется «Полёт фантазии, фантазии в полёте».
Побывав в горах однажды, вы или безнадёжно заболеете ими, или навсегда останетесь к ним равнодушны. После первого знакомства с ними у автора появились симптомы горного синдрома, которые быстро развились и надолго закрепились. В итоге эмоции, пережитые в горах Испании, Греции, Швеции, России, и мысли, возникшие после походов, легли на бумагу, а чуть позже стали частью этого сборника очерков.
Спасение духовности в человеке и обществе, сохранение нравственной памяти народа, без которой не может быть национального и просто человеческого достоинства, — главная идея романа уральской писательницы.
Перед вами грустная, а порой, даже ужасающая история воспоминаний автора о реалиях белоруской армии, в которой ему «посчастливилось» побывать. Сюжет представлен в виде коротких, отрывистых заметок, охватывающих год службы в рядах вооружённых сил Республики Беларусь. Драма о переживаниях, раздумьях и злоключениях человека, оказавшегося в агрессивно-экстремальной среде.
Эта повесть или рассказ, или монолог — называйте, как хотите — не из тех, что дружелюбна к читателю. Она не отворит мягко ворота, окунув вас в пучины некой истории. Она, скорее, грубо толкнет вас в озеро и будет наблюдать, как вы плещетесь в попытках спастись. Перед глазами — пузырьки воздуха, что вы выдыхаете, принимая в легкие все новые и новые порции воды, увлекающей на дно…
Футуристические рассказы. «Безголосые» — оцифровка сознания. «Showmylife» — симулятор жизни. «Рубашка» — будущее одежды. «Красное внутри» — половой каннибализм. «Кабульский отель» — трехдневное путешествие непутевого фотографа в Кабул.