Три персонажа в поисках любви и бессмертия - [41]
Пошла освежиться. Переоделась в выходное. Дело уже было к вечеру. Воздух приятный, тихий. Небо располосовано розовым. Соборная церковь святого Петра располагалась в пяти минутах ходьбы. Энергично взлетала в небо оперенная острыми пинаклями башня-колокольня и неожиданно завершалась там округлым медным покрытием. Конечно, не парижский Нотр-Дам, а все же красиво. Прошла под высоким тимпаном портала, привычно поприветствовала гнездившихся в нем кудрявых ангелов, игравших на лютнях и гуслях. Прохладный неф с большими окнами был залит светом. Поймала за шкирку прошмыгнувшего мимо сына булочника. Где, мол, в настоящее время господин органист находится? Тот указал пальцем на трибуну.
– Слетай, пригласи его спуститься. Скажи, вдова Берто имеет переговорить о деле.
Сунула монетку в липкую ладонь. Тот покраснел от удовольствия и метнулся как мелкая рыбешка. Вдова присела на крайнюю скамью, спиной к трибуне, оправила оборку, приготовилась ждать. Разглядывала круглые столбы, кафедру с узорной крышей, надалтарный балдахин, похожий на тот, что был в Париже неподалеку от их дома, в церкви Валь-де-Грас, но рисунка более удачного. А вот арки на столбах ладно сделаны. Камень к камню пригнан плотно; каждый вырезан по нужной для него непростой форме, и все это рассчитано, обточено, прилажено. В древности епископы тут были из богатого дома Рошешуаров: они-то все и устроили. Только свод деревянный: маркиз ей сказывал, что это так случилось после пожаров, учиненных здесь гугенотами. Но и деревянный неплохо, словно днище корабля. Оглянулась, орган-то до чего хорош, вроде ее станка. На самом верху царь Давид с лирой, а внизу ангел с трубой. Изукрашен, правда, несколько чрезмерно, на ее вкус рокайлей многовато. Она бы частично загладила. Тогда бы там, где осталось, было бы заметно поотчетливей. Это ведь как платье. Услышала сверху звонкий голос, эхом разносившийся под сводами:
– Это вы? Ну поднимайтесь же!
Аббат свешивался с трибуны и махал ей обеими руками.
– Сюда, сюда, по лестнице слева. Там открыто.
«Вот невежда!» подумала. Не мог сам, что ли, спуститься? Но что было делать? Нашла указанную дверь, открыла и оказалась, как в клетке, в башне с винтовой лестницей. Ступени были старые, вытертые, неширокие. Вдова была обута в узкие туфли на каблуках, довольно высоких. Крикнула:
– Будьте любезны…
Но вместо ответа орган заиграл. Звуки посыпались, как град по крыше. Она стала подниматься, одной рукой хватаясь за поручень, а другой поддерживая юбку. Благо ничего с собой не взяла, руки свободны. Как ни странно, с каждой минутой идти было все легче. Не то ноги вспоминали о забытом юном ремесле, не то музыка взбадривала, подталкивала, направляла. Почти не запыхавшись, добралась доверху, постучала, толкнула незапертую дверь и оказалась в узком пространстве, почти полностью занятом органом. В окружении металлических трубок с отверстиями, возносившихся под своды наподобие гигантских флейт, сидело тут в нише, как Иона в чреве кита, странное существо, похожее на паука, шевелившее сразу всеми своими конечностями: и десятью пальцами рук, и обеими ногами. Она не сразу поняла, что из этого энергичного шевеления и проистекала музыка. С двух сторон от паукообразного Ионы, по его знаку, два пацана тянули и вставляли обратно белые блестящие штыри, похожие на те, что красовались у нее в типографии на наборных ящиках. А он сам ткал и ткал свою паутину, опутывал ею всю соборную церковь города С. и выкрикивал то и дело: гобой! кларнет! фагот! труба! человеческий голос! гран-же! плен-же! корнэ! – как будто управлял невидимым, спрятавшимся где-то оркестром. По другую сторону органа мальчишки с разъяренными мордахами раздували меха. Внезапно музыка оборвалась.
– Явилась не запылилась, – сказал аббат вдове вместо приветствия.
Она уже поняла, что у него была неординарная манера общения, и посоветовала самой себе не обращать не это внимания.
– Хорош орган? Что, нравится? Его еще в прошлом веке построили, по специальному заказу из Нормандии мастер приехал; клавиатура ручная с шестнадцатью регистрами. А недавно мы тут все увеличили, и по сторонам прибавили, и спинной позитив поставили. Так что имеем теперь три клавиатуры, педали и в общей сложности тридцать семь славных регистров.
– Немало.
Вдова едва ли что поняла, а подумала: «Знает свое дело, вроде меня».
– Ну так как же? Понравилось? Что вы про все это думаете?
– Несомненно, – ответила расплывчато. – Чье это сочинение?
– А мое, ничье иное. Это я для вас сейчас специально «Версе для Магнификата» наиграл. Чтоб вы послушали. Оно и в партитуре имеется.
– Благодарю.
Подумала: «Может быть оригинал, а может и помешанный». А может выставлялся таковым, как некоторые делают, чтобы слава такая пошла, и чтобы их оставили в покое. Оригинал так оригинал. Значит, так и будем с ним себя вести. Это несложно; довольно соглашаться со всем, кивать головой, постепенно склонять в свою сторону.
– Я вот собственно здесь зачем…
– Красивые ботики!
– Что?
Он указал жестом ей на ноги: она так и стояла с подобранной юбкой. Это уж было слишком. Беспардонный какой! Однако тот уже отвернулся и рычал на мальчишку, вертевшего один из рычажков. Оправила юбку.
Ф. И. О. – фамилия, имя, отчество – как в анкете. Что это? Что есть имя? Владеем ли мы им? Постоянно или временно? Присваиваем ли себе чужое? Имя – росчерк пера, маска, ловушка, двойник, парадокс – плохо поддается пониманию. «Что в имени тебе моем?» А может, посмотреть на него с точки зрения истории? Личной истории, ведь имя же – собственное. Имя автора этой книги – как раз и есть такая история, трагическая и смешная. Чтобы в ней разобраться, пришлось позвать на помощь философов и поэтов, писателей и теологов, художников и историков.
Как писать биографию художника, оставившего множество текстов, заведомо формирующих его посмертный образ? Насколько этот образ правдив? Ольга Медведкова предлагает посмотреть на личность и жизнь Льва Бакста с позиций микроистории и впервые реконструирует его интеллектуальную биографию, основываясь на архивных источниках и эго-документах. Предмет ее исследования – зазор между действительностью и мечтой, фактами и рассказом о них, где идентичность художника проявляется во всей своей сложности. Ключевой для понимания мифа Бакста о самом себе оказывается еврейская тема, неразрывно связанная с темой обращения к древнегреческой архаике и идеей нового Возрождения.
Рассказы в предлагаемом вниманию читателя сборнике освещают весьма актуальную сегодня тему межкультурной коммуникации в самых разных её аспектах: от особенностей любовно-романтических отношений между представителями различных культур до личных впечатлений автора от зарубежных встреч и поездок. А поскольку большинство текстов написано во время многочисленных и иногда весьма продолжительных перелётов автора, сборник так и называется «Полёт фантазии, фантазии в полёте».
Побывав в горах однажды, вы или безнадёжно заболеете ими, или навсегда останетесь к ним равнодушны. После первого знакомства с ними у автора появились симптомы горного синдрома, которые быстро развились и надолго закрепились. В итоге эмоции, пережитые в горах Испании, Греции, Швеции, России, и мысли, возникшие после походов, легли на бумагу, а чуть позже стали частью этого сборника очерков.
Спасение духовности в человеке и обществе, сохранение нравственной памяти народа, без которой не может быть национального и просто человеческого достоинства, — главная идея романа уральской писательницы.
Перед вами грустная, а порой, даже ужасающая история воспоминаний автора о реалиях белоруской армии, в которой ему «посчастливилось» побывать. Сюжет представлен в виде коротких, отрывистых заметок, охватывающих год службы в рядах вооружённых сил Республики Беларусь. Драма о переживаниях, раздумьях и злоключениях человека, оказавшегося в агрессивно-экстремальной среде.
Эта повесть или рассказ, или монолог — называйте, как хотите — не из тех, что дружелюбна к читателю. Она не отворит мягко ворота, окунув вас в пучины некой истории. Она, скорее, грубо толкнет вас в озеро и будет наблюдать, как вы плещетесь в попытках спастись. Перед глазами — пузырьки воздуха, что вы выдыхаете, принимая в легкие все новые и новые порции воды, увлекающей на дно…
Футуристические рассказы. «Безголосые» — оцифровка сознания. «Showmylife» — симулятор жизни. «Рубашка» — будущее одежды. «Красное внутри» — половой каннибализм. «Кабульский отель» — трехдневное путешествие непутевого фотографа в Кабул.