Три монаха - [5]
Тогда Касуя молвил:
— Даже если бы на стезю веры вас привела другая причина, разве мог бы я ненавидеть своего собрата? Но раз уж события, решившие вашу судьбу, связаны с госпожой Оноэ, я и подавно не могу питать к вам вражды. Не иначе как госпожа Оноэ — воплощение бодхисаттвы, явившегося в этот мир в облике женщины, дабы спасти наши заблудшие души. Теперь, когда я знаю о её великом милосердии, мне тем более трудно позабыть прошлое. Ведь не будь того, что было, разве отреклись бы мы от суетного мира и стали монахами? Мы с вами удостоились ни с чем не сравнимой благодати, и пусть это послужит нам утешением в скорби. Как я рад, что отныне обрел в вас брата!
С этими словами Касуя увлажнил слезами рукав своей рясы.
Наконец настал черед третьего монаха приступить к своей исповеди. Был он уже в преклонном возрасте, одет в ветхую рясу с широким оплечьем и беспрестанно повторял про себя молитвы. Морщинистое лицо его было черно, должно быть, долгие годы провел он в скитаниях, и вид имел до крайности изможденный. И все-таки, глядя на него, можно было сразу сказать, что человек этот не простого звания. Все это время он сидел, полузакрыв глаза и, казалось, погрузившись в дремоту.
— Теперь ваш черед рассказывать, — принялись тормошить его собратья, и тогда он молвил:
— Только что я выслушал ваши исповеди. Нет слов, чтобы выразить, как глубоко тронул меня ваш рассказ. Вот что значит неумолимый закон кармы![20] История моего спасения не столь поучительна, и рассказывать о ней не стоит. Но промолчать теперь, после того, как вы поделились со мною самым сокровенным, было бы неуважением к досточтимым собратьям. Жаль занимать ваше внимание безделицей, но так и быть — слушайте.
Имя мое — Рокуродзаэмон. Я родом из земли Кавати и довожусь единственным сыном Синодзаки Камонноскэ, который состоял в родстве с семьей Кусуноки. Глава рода Кусуноки Масаеигэ[21] приблизил к себе моего отца, советовался с ним по всем важным вопросам, делился всеми своими замыслами, так что все вокруг знали моего отца как наперсника Масасигэ. Масасигэ погиб в бою, отец мой вспорол себе живот и принял смерть вслед за своим господином.
После гибели Масасигэ главою рода Кусуноки стал Масацура. Он одаривал меня особыми милостями, и я в свой черед служил ему верой и правдой. Впоследствии Масацура тоже погиб в бою, я же был ранен, но враги не отрубили мне голову, и меня, чуть живого, вынес с поля брани и выходил один знакомый монах. Так чудом я остался в живых.
Когда я вернулся в Кавати, Кусуноки Масанори, ставший по смерти брата главою рода, встретил меня с распростертыми объятиями, и между нами установились те же отношения дружбы и доверия, какие существовали между нашими отцами.
И вот однажды дошла до меня молва, будто Масанори решил добровольно сдаться сёгуну Асикаге.[22] «Быть того не может!» — подумал я и отправился к Масанори.
«Дошло до меня, будто вы намерены сдаться сёгуну Асикаге. Неужто это правда?»
«Да, это правда, — отвечал Масанори. — Слишком много обиды накопилось у меня на государя».[23]
«В таком случае не лучше ли было бы вам отринуть суетный мир и уйти в монахи? Тем самым вы сполна избыли бы свою обиду. Но перейти на сторону Асикаги и направить стрелы против своего государя — это ли поступок человека, желающего доказать, что он воюет за правое дело? Ведь люди скажут: «Увидев, что военная удача изменила государю, Масанори покинул его и, дабы уцелеть самому, пошел на поклон к Асикаге». Прошу вас, откажитесь от своего намерения! Быть может, это дерзко с моей стороны, но я недоумеваю, почему, приняв такое серьезное решение, вы ничего не сказали мне?»
«Я знал, что ты меня не поддержишь».
«Стало быть, вы знали, что я вас не поддержу? Почему же тогда вы не боитесь всеобщего осуждения? Не один представитель рода Кусуноки сложил голову, сражаясь за государя, завещая славу потомкам. Будет горько, если вы своим малодушием запятнаете честь семьи. Да и о какой обиде на государя может идти речь? Разве он не облагодетельствовал вас, пожаловав вам титул предводителя войск? Древние говорили: «Даже если государь перестает быть государем, вассал должен оставаться вассалом». Прошу вас, измените свое намерение».
Так увещевал я Масанори, но он меня не послушал. Вскоре стало мне известно, что он отправился в столицу Киото и в храме Тодзи встретился с наместником сёгуна. Звезда государя закатилась, я же был не в силах ему помочь. А перейти вслед за Масанори на сторону сёгуна мне не позволила совесть. И тогда, поняв, что пробил мой час, я решил удалиться от мира.
II
Я покинул свой дом в Синодзаки, что в земле Кавати, оставив жену и двух малолетних детей — дочку и сына. Что и говорить, грустно мне было разлучаться с женой, ведь долгие годы жили мы с нею в любви и согласии. Но я решил оборвать все узы, связывавшие меня с миром, и отправился странствовать.
Вначале я побывал в восточных землях, три года провел послушником в одном из храмов Мацусима, затем обошел северные земли. Подобно множеству отшельников, я решил посетить все края страны нашей, встречаясь с прославленными буддийскими монахами, укрепляясь на пути веры, услаждая душу созерцанием достопримечательных мест и памятников старины. Когда бы ни пробил мой смертный час, я хотел встретить его в пути.
