Три майские битвы на золотом поле - [2]

Ведь Республика Семи Соединенных Провинций — самая могучая морская держава мира. Флот Республики превосходит по размеру флоты всех остальных европейских держав вместе взятых. То есть вот могущественная Франция, Испания, которая все еще владеет половиной мира, Португалия, чьи колонии раскинулись от Мадагаскара до Японии и от Бразилии до Анголы, не говоря уже про Англию — они все вместе не наскребут столько кораблей, сколько имеют маленькая Голландия и ее «сестры»!

«Сестры-провинции», кстати, так именовались официально. И было их действительно семь соединенных. Голландия, Зеландия, Фрисландия, Утрехт, Гельдерн, Оверэйзел и еще одна, носившая любопытное название «Город и Земли», которую, впрочем, чаще просто именовали по названию того самого «Города» — Грониген. Сестры-провинции, как и сестры обычные, человеческие, различались сильно. Одним досталось больше, другим меньше, одни ухитрились свое богатство и влияние приумножить, другие все растеряли. «Счастливиц» в семье Республики пока было трое — Голландия, Зеландия и Фрисландия. Именно тут выстроились тысячи и десятки тысяч ветряных мельниц, верфи, мануфактуры и пушечные мастерские. Остальные же сестры стали… ну, скажем так, «младшими». Каждая провинция, или, как ее еще называли, каждые «нидерланды» (что означает просто «земли в нижнем течении Рейна», отсюда и другое название страны — «Семь Соединенных Нидерландов») формально независимы и объединены только различными договорами и союзами. Даже столицы официальной общей нет, хотя имеются общие Генеральные Штаты (нечто среднее между правительством и парламентом: для парламента там слишком мало людей, а для правительства — слишком много) из представителей всех провинций, а также формально выборный, но по сути принадлежащий дому принцев Оранских титул «штатгальтера», «управителя страны». Все держится больше на обычае, чем на конкретных законах. В повседневной жизни это роли не играет, а в вот в политике всякая мелочь рано или поздно пригодится… но про это я еще упомяну.

«Ну ладно», скажет кто-то, «хорошо, мельницы пригодились для распилки дубов или постройки кораблей. Но почему хлеб-то так выгодно продавали и почему именно голландцы? Тут-то в чем секрет?!» А это как раз из-за тех самых кораблей.

Ведь хлеб везли на Сицилию по морю. А море — штука опасная. И не только штормами да водоворотами. Вот, например, именно в это время — конец шестнадцатого — начало семнадцатого века — западное Средиземноморье контролировали берберские пираты. Мимо не проплывешь. У пиратов были базы в Алжире и покровительство турецкого султана, так что и они грабили всех, кого могли. А могли тоже всех. Почти. Единственное исключение — ага, флот Республики. Нет, удачные налеты и тут случались. Но большей частью голландские и зеландские корабли шли конвоями, с сильным охранением, и такой орешек был пиратским капитанам не по зубам. И подобное могла позволить себе только Республика — кораблей больше, чем у всех остальных вместе взятых, помните?

А что мы имеем внутри страны? Очень много промышленных мощностей, очень много денег, очень много искусства… Всего много. Причем все это впервые в мире — поточные линии лесопилок, скажем, или такие же «конвейерные» линии по производству бумаги — вся Европа писала на голландской бумаге. И все это автоматизированно — ну, в понятиях семнадцатого века, конечно. И деньги лежат не под матрасом, а в банках да на биржах, где продают все, что продается… и что не очень продается (ну зачем нормальному покупателю луковицы тюльпанов за цену хорошего дома?!) — тоже продают. Опыт итальянских банковских корпораций («главное — оборот!») расцветает и колосится на новой почве.

Ко всему этому приложились неожиданные «подарки» со стороны соседей. Так в конце прошлого, шестнадцатого века, в соседней Франции прошли религиозные войны и прочие неприятности, известные нам по Варфоломеевской ночи. Протестанты-гугеноты бежали куда глаза глядят, а на такую же протестантскую Голландию и Зеландию глаза глядели у многих. Так что Республике повезло — туда пролился целый поток высокообразованных и умелых эмигрантов-гугенотов из соседней Франции. Когда в трехмиллионную страну приезжают почти двести тысяч хороших ткачей, стеклодувов и профессоров университетов — это заметно.

Но куда заметнее всех стеклодувов и профессоров оказалась еще одна гугенотка, графиня Луиза де Колиньи. Нидерландцы запомнили ее под невеселым титулом «Невеста в трауре». Судьбу этой сильной и волевой женщины действительно вряд ли назовешь веселой. Дочь адмирала Франции, едва-едва выйдя замуж в семнадцать лет, она была вынуждена бежать через всю страну в Швейцарию. Ее муж и отец были убиты в Варфоломеевскую ночь. Перебравшись затем из Швейцарии в Голландию, она знакомится, а потом выходит замуж за самого Вильгельма Молчаливого, принца Оранского. У них рождается сын, Фредерик-Генрих, будущий герой второй части этой книги. Казалось, что что жизнь улыбнулась Луизе. И тут Вильгельма убивают практически на руках у жены. Дважды вдова снова надевает траур. Что, впрочем, не помешало ей воспитать своего сына и дочерей Вильгельма от предыдущего брака, выгодно, очень выгодно и для них самих, и для судьбы Республики выдать их замуж, а в свободное время — еще и учить нидерландский язык в придачу к тем семи, что она уже знала, и даже писать на нем любовные и шутливые песенки, ушедшие «в народ». Сюжет для настоящего романа, не правда ли?