Три короны - [16]

– Спасибо, кузен, у нас все хорошо, – с серьезным видом сообщила Мария. – Надеемся, что у тебя тоже все в порядке.

Подошла Елизавета Вилльерс. Черт ее побери, подумал Монмут. Всюду эти Вилльерсы лезут, до всего-то им есть дело.

– Я проходил мимо, – не глядя на нее, произнес он, – и решил навестить моих маленьких кузин.

Елизавета насупилась. Сестры тотчас уставились на нее, пытаясь понять, как им следует себя вести. Мария в общем-то была отзывчивой девочкой, однако сейчас ей вспомнились малоприятные разговоры об отце и деде, которыми ей досаждала Елизавета, а потому она не испытала ни малейшего сожаления, избавившись от ее общества, – только бросила взгляд через плечо, когда Монмут взял своих двоюродных сестер за руки и подвел к креслу, стоявшему у окна.

Джемми Монмут, никогда не забывавший о своем происхождении, нарочно дал понять, что относится к девочкам из семейства Вилльерс всего лишь как к служанкам, приставленным к племянницам короля. Елизавета Вилльерс не могла простить такого оскорбления.

Устроившись рядом с кузеном, Мария увидела, что дочерей графини Вилльерс в детской уже не было.

– Ну, когда мы собираемся явиться ко двору? – спросил Монмут.

Мария сказала, что ее родители еще не обсуждали этот вопрос – по крайней мере, при ней.

– А при дворе хорошо кормят? – поинтересовалась Анна. В ответ Монмут подробно описал пиршества, устраиваемые в Уайтхолле. Анна осталась довольна его пояснениями. Затем герцог повернулся к Марии.

– Держу пари, ты неплохо танцуешь. Мария кивнула.

– В таком случае, ты будешь танцевать со мной. Я прикажу музыкантам выучить какую-нибудь детскую песенку.

– Ax, милорд Монмут! – воскликнула Мария. – Вот было бы чудесно!

– Послушай, я ведь твой кузен, – заметил он. – Называй меня так же, как твой папа.

– Хорошо, кузен Джемми, – улыбнулась Мария.

Она рассматривала его и не скрывала восхищения. Он казался ей самым красивым мужчиной из всех, которых она до сих пор видела. Он вырос, но еще не стал совсем взрослым. У него были приятные глубоко посаженные глаза и гладкая кожа. Его легкий характер ей тоже нравился.

– Ладно, всегда к твоим услугам, – поднимаясь с кресла, сказал Монмут.

С этими словами он взял ее за руку и сделал вместе с ней несколько танцевальных па.

– Недурно, недурно, – проговорил он. – Но все-таки попроси папу дать тебе несколько уроков.

– Он как раз собирался нанять мне учителя. Оглянувшись, Монмут шепнул:

– Вот только не дожидайся, пока твоя сестренка слишком располнеет.

– Я всегда говорю, что она слишком много ест, – в ответ прошептала Мария.

Оба рассмеялись; с кузеном Джемми было приятно перешучиваться за спиной у сестры.

Он показал ей, как нужно танцевать на предстоящем балу. Анна продолжала сидеть в кресле у окна; танцы ее не интересовали – так же, как и кузен Джемми, который не принес ей лакомств, уже давно ставших непременным атрибутом каждой ее встречи со взрослыми.

Что касается Марии, то она явно обожала кузена и видела, что нравилась ему. На его взгляд, она и в самом деле была прелестнейшим созданием – совершенно невинная, не имеющая ни малейшего понятия о своем положении. Монмут был уверен, что она не только не подозревала о своем превосходстве над ним, но и, зайди у них речь о праве на корону, принялась бы настаивать на обратном. Да, она произвела на него хорошее впечатление – к своему немалому удивлению, он даже поймал себя на мысли, что визит к герцогу Йоркскому оказался более приятным времяпрепровождением, чем можно было ожидать.

Так они танцевали, шутили друг над другом, как вдруг Мария перестала улыбаться и потупилась. Он поинтересовался причиной ее беспокойства, и после некоторого колебания она тихо произнесла:

– Кузен, ты не расскажешь мне о моем дедушке? Он озадаченно посмотрел на нее. Затем сказал:

– Ну, сейчас он живет во Франции. У него все в порядке, просто он посчитал, что ему лучше ненадолго уехать из Англии.

– Я говорю не о графе Кларендонском, а о Карле Первом – о великомученике Карле… Почему ему отрубили голову? Потому что его не любили, да?

– Видишь ли, кое-кто и вправду недолюбливал его. Но их было не так много, этих подлых ничтожеств из прежнего парламента. К тому же, все они уже наказаны за то, что так жестоко поступили с твоим дедом.

– Они были очень злыми, да?

– Да, очень злыми.

– Кузен Джемми, скажи, ведь теперь никто не отрубит голову дяде Карлу… или моему папе?

Кузен Джемми рассмеялся – но не так зло, как смеялась Елизавета, а добродушно, чтобы Мария поняла, насколько нелепы ее опасения. У нее сразу полегчало на душе.

– А леди Денхем? Она погибла из-за папы… – начала она.

– Вот что, сестренка, – строгим тоном произнес Джемми. – Никогда не слушай клеветников. Злые языки всегда найдут, к чему придраться. Научись пропускать мимо ушей их бестолковые выдумки, тогда ты не позволишь всякому встречному морочить тебе голову.

Взглянув в его лицо, она увидела, что он улыбается, – и тоже рассмеялась. Джемми умел успокаивать ее.

В эту минуту Мария вдруг подумала, что никакие слова Елизаветы не смогут задеть ее; да и сама Елизавета уже не будет иметь прежней власти над ней, раз у нее есть такой замечательный друг, как кузен Джемми. Если впредь она чего-нибудь испугается, то непременно вспомнит о Джемми; поделится с ним своими проблемами, и он обязательно расставит все на свои места.