Три карты усатой княгини - [4]
В один год с Ольгой самостоятельным правителем Византии стал Константин VII Багрянородный. Он ждал этого более тридцати лет, формально заняв императорский престол восьмилетним мальчиком и с тех пор вынужденно деля власть сначала с регентами, а затем с узурпатором-соправителем. Это был просвещенный человек: сохранились его собственные сочинения на различные темы, которые служат важнейшими источниками для изучения истории Византии, Киевской Руси и других стран, а наибольшую славу он сыскал как организатор издания сборников наподобие энциклопедий по всевозможным областям знаний — поистине выдающееся дело для X века. Превратившись в единоличного правителя, Константин обратил свой взор к Руси, и уже в 946 году[2] Ольга получила приглашение прибыть в столицу Византии Константинополь.
Византийский император был хитрым политиком и в отношении Руси вел двойную игру. С одной стороны, он рассчитывал на помощь русских «воев» в войне против печенегов, а с другой, был не прочь столкнуть русов с печенегами и тем ослабить и тех и других. Ольга, видимо, раскусила намерения Константина, и переговоры ни к чему не привели. Скомкав визит, великая княгиня отбыла домой — причем так торопилась уехать, что едва не бросила свою свиту. «Воев», правда, она Константину пообещала, но так и не прислала. Не были отосланы в Византию и обещанные Ольгой дары.
Поведение Ольги, надо признать, было оскорбительно для великой державы, которой тогда считалась Византия. Более того, как бы сознательно дразня Константина, Ольга завязала отношения с его соперником германским королем Оттоном I. Таким образом, «русская королева», как ее именуют немецкие хроники, сделала Русь участницей большого политического треугольника — она приняла условия игры, навязанной Константином, но дала понять, что перехитрить ее в этой игре будет непросто. По сути, Ольга стала первым русским дипломатом. Вот факт: за ее почти двадцатилетнее правление Русь ни разу не воевала с соседними государствами и именно при ней с Русью стали считаться в Европе.
Понадобилось восемь лет, чтобы Византия признала Ольгу за достойную соперницу. Император прислал великой княгине новое приглашение, и этот второй визит Ольги в Константинополь проходил совсем по-иному. Сведения о нем содержатся в нескольких источниках — в русских летописях, в донесении епископа Лиутпранда, посла итальянского короля при дворе византийского императора, и в сочинении самого Константина VII Багрянородного «О церемониях». Прием великой княгини, по свидетельству императора, состоялся 9 сентября 957 года в четыре часа пополудни. В свите Ольги было более двадцати женщин, прибывших вместе с нею, что весьма необычно по тем временам. Например, в посольстве Игоря, совершившего поездку в Византию за год до гибели, были сплошь мужчины.
Русское посольство во главе с Ольгой провели через роскошные помещения императорского дворца, по пышности и богатству которому не было равных в Европе, и ввели в тронный зал, где на троне из чистого золота, украшенном драгоценными камнями, восседал Константин VII Багрянородный. По византийскому церемониалу от иностранцев, получивших аудиенцию, требовалось совершить обряд проскинезы, то есть упасть перед императором ниц. Так свита Ольги и поступила, но сама великая княгиня осталась на ногах и подошла к трону. По византийским представлениям, правительница варваров-русов обязана была совершить проскинезу вместе со своими подданными, однако никакой реакции императора на дерзкое поведение Ольги не последовало.
Эта подробность весьма существенна, ибо отражает признание Константином правомерности претензий Ольги. В истории известны случаи, когда союзы, грозившие перекроить карту мира, срывались только из-за того, что коронованные особы не могли договориться о почестях, которые им следует оказать друг другу. Великая княгиня русов решила этот вопрос явочным порядком, определив и свое место в истории, и — на многие столетия вперед — место Руси в мире. Миниатюра Радзивилловской летописи, одного из древнейших памятников русской письменности, изображает Ольгу и Константина VII Багрянородного сидящими на одной скамье, подчеркивая тем самым их равенство.
Разговор императора и великой княгини был полон любезностей. Затем в честь «игемона и архонтисы русов», как называет Ольгу Константин VII Багрянородный, был дан парадный обед. Отдельного приема Ольга была удостоена в покоях императрицы. Здесь ко всему прочему состоялся торжественный выход придворных дам. Пышность и великолепие приема, оказанного Ольге, были исключительны. Не без гордости русская летопись говорит о том, что правительницу Руси причислили к «знаменитым и великим людям».
И еще. В той же летописи приводятся слова византийского императора, недвусмысленно свидетельствующие о его сватовстве к Ольге при живой жене. Историки имеют на этот счет множество подчас взаимоисключающих версий. Самая же простая сводится к тому, что ради политической выгоды коронованные особы в те годы творили и не такое. Впрочем, Ольга ответила на лестное предложение отказом, да еще при этом, если верить летописи, обманув императора. Она сказала, что прежде, чем думать о замужестве, ей следует стать христианкой, и попросила Константина быть ее крестным отцом. Император согласился, и Ольга приняла крещение, получив христианское имя Елена в честь матери первого византийского императора-христианина Константина I Великого. Когда обряд свершился, Ольга заявила Константину VII Багрянородному, что теперь как крестная дочь вынуждена ответить на его сватовство отказом. Император на это будто бы воскликнул: «Переклюкала мя еси, Ольго!» («Перехитрила ты меня, Ольга!») Впрочем, по другим источникам крестным отцом Ольги был вовсе не Константин, а его сын и соправитель Роман II, а крестил ее сам патриарх Константинопольской Полиевкт.
