Три карты усатой княгини - [12]
В пределы Руси она въехала тихо, почти незаметно. Охрана ее была малочисленна, богатств при ней не было никаких. Сидящий на престоле Святополк Изяславич встретил ее равнодушно, а потом, когда вслед за прибытием Адельгейды, дошли подробности ее выступления на церковном соборе в Пьяченце, равнодушие сменилось враждебностью. Особенно усердствовало духовенство, осуждавшее Адельгейду за то, что она выступила против своего мужа. Слухи о ее выступлении на соборе в Пьяченце в искаженном виде проникли в народ, и в некоторых былинах дочь Ярослава Всеволодовича именуется волочайкой — так звали женщин легкого поведения.
Мораль того времени равным образом распределяла позор между насильником и жертвой насилия, и православная Русь ничуть в этом смысле не отличалась от католической Германии. Гонимой всеми бывшей императрице не оставалось ничего более, как уйти в монастырь. Случилось это в декабре 1106 года, через несколько месяцев после смерти ее отлученного от церкви мужа[12]. Адельгейда вновь приняла православие и вернула себе прежнее имя. Немецкие хроники «Штаденские анналы» и «Анналы монастыря Св. Дисибода» утверждают, что она «стала аббатисой», но в русских источниках никаких указаний на это нет.
Основательницей и настоятельницей монастыря Св. Андрея, приютившего Евпраксию-Адельгейду, была ее сестра Янка, после несостоявшегося замужества посвятившая себя Богу (второе название монастыря Св. Андрея — Янчиный). Судьба вновь соединила сестер, проживших такие непохожие жизни: одна — смиренно в тихой монастырской заводи, другая — непокорно в средоточии европейских бурь.
Последние десять лет отпущенного ей земного срока Евпраксия провела в строгом посте и молитвах. Она умерла в 1109 году, не дожив и до сорока. Похоронили ее — женщину, повлиявшую на судьбы Европы, как обычную монахиню. В Ипатьевской летописи сказано: «В лето 6617 (1109) выпало преставиться Евпраксии, дочери Всеволода, месяца июля 9 дня, и положено было тело ее в Печерском монастыре у южных дверей, и сооружена была над нею божница, где лежит тело ее».
Благочестивая Головкина, или На Колыму по высочайшей милости
В конце 1741 года гонцы разнесли по Российской империи весть о вступлении на престол дочери Петра Великого — Елизаветы. Новая императрица пожелала, чтобы на предстоящей коронации все подвластные ей народы были представлены «пригожими девицами». Для доставки оных девиц отрядили специальных посланцев; ехать на Камчатку, самый край российской земли, выпало штабс-курьеру Шахтурову. Прошло несколько недель, и 19 января 1742 года вслед Шахтурову через заставу близ нынешнего Аничкова моста в середине Невского проспекта, где в ту пору пролегала городская черта Санкт-Петербурга, выехали под усиленной охраной сани. В них сидели двое, мужчина и женщина, причем женщина, бледная, с плотно сжатыми губами, держала голову высоко и смотрела прямо перед собой, а мужчина весь утонул в тулупе, и невозможно было угадать ни черты лица его, ни фигуру.
Это были лишенный всех постов, чинов и званий граф Михаил Головкин и его жена Екатерина, одна из влиятельнейших дам петербургского света. Еще совсем недавно положение вице-канцлера, кабинет-министра и доверенного лица матери царя-младенца Ивана Антоновича, который «взошел» на трон в два месяца и пять дней от роду, вызывало к Головкину всеобщую зависть, и вот — опала, обвинение в государственной измене, смертный приговор и как царская милость замена отсечения головы вечной ссылкой в острог Германг[13], расположенный, как считалось, неподалеку от Якутска. «Неподалеку» оказалось в двух тысячах верстах за Якутском, на Колыме. У Германга было и второе, народное, «говорящее» название — Собачий острог. Так завершилась блестящая карьера одного из самых умных и просвещенных русских людей Петровской эпохи.
Головкины состояли в дальнем родстве с царской фамилией. Отец графа Михаила — Гавриил Иванович Головкин был стольником, затем постельничим юного Петра I и остался его ближайшим сподвижником навсегда. Он был рядом с царем во время стрелецкого бунта, работал вместе с ним на голландских верфях, участвовал в Полтавском сражении. В ведении графа Гавриила находились все иностранные дела, а как сенатор он оказывал значительное влияние на внутреннюю политику. После смерти Петра I Гавриил Головкин вошел в Верховный тайный совет, фактически управлявший страной, и весьма способствовал тому, что в 1730 году российский трон достался Анне, вдовствующей герцогине Курляндской.
Дело в том, что именно ему императрица Екатерина I передала на сохранение завещание, согласно которому преемником престола объявлялся Петр II и в очередь за ним — на случай, если он не оставит наследников, — выстраивались дальнейшие потомки Петра I. Но Гавриил Головкин завещание сжег, тем самым единолично направив развитие России по объездной дороге, после чего, надо полагать, не без собственной корысти высказался в пользу Анны Иоанновны — дочери царя Ивана V, соправителя Петра Великого. Корысть же состояла в том, что новая царица была двоюродной сестрой его невестки Екатерины, чья мать Анастасия, урожденная Салтыкова, приходилась родной сестрой царице Прасковье — матери Анны.
