Три года одной жизни - [37]

От связанного с партизанами портного принесли сшитые специально для Бадаева костюм и пальто.

В катакомбах хранить все это было рискованно: вещи приобретали специфический запах подземелья. По-европейски одетый Бадаев вышел через Усатовскую штольню к парку у лимана. Там ждала его запряженная рысаком пролетка. На облучке сидел извозчик с протезированной правой ногой. Прежде он был ломовиком, теперь на чем-то поднажился, обзавелся своими рысаками.

Рысак быстро домчал Бадаева до города. У вокзала «коммерсант» расплатился с извозчиком и тут же исчез, затерялся в толпе...

После эвакуации советских войск Одесса сразу оказалась в глубоком тылу оккупантов. И в город, слывший сокровищницей Черноморья, к морю, которое еще древние греки называли «эвксинским» — ласковым, сразу хлынули отовсюду всякого рода «бывшие» — коммерсанты, дельцы, спекулянты. Как воронье на добычу, потянулись следом аферисты, жулики. Кишел всей этой нечистью город, особенно привокзальный рынок Привоз. До войны он был выставкой лучшей колхозной продукции — теперь превратился в толкучку, на которой продавали и перепродавали все на свете.

С чувством омерзения пробирался сквозь галдящую толпу Владимир. Кого тут только не было! Дама в старомодном боа выторговывала у старьевщика колоду атласных игральных карт. Тощий трясущийся старик, стуча от холода зубами, бормотал: «Виды, панорамы Одессы-мамы!» Солдатам и франтам подсовывал порнографию.

— Солена ставридка! Солена ставридка! — визгливо выкрикивала торговка рыбой.

— Фунты, доллары, франки! — бубнил валютчикменяла.

Перед румынским офицером увивался какой-то субъект.

— Или меня мама родила слепым, не вижу, что надо господину офицеру? Десять лей — и маете фатеру с девочкой. Фарте буна фата! Всего десять лей! Будь я гад до деревянного бушлата, если не скажете спасибо.

Пьяные эсэсовцы облепили рессорную пролетку, впрягли в нее еврейскую семью — женщину, старика, девочку, нахлестывали несчастных плеткой, у луж останавливали:

— Вы есть жидовски свиньи. Полезайте в грязь!

Пересек Бадаев Привоз, зашел в табачную лавчонку, тоном завсегдатая потребовал:

— Мои папиросы!

— Начинить пану коммерсанту фильтрами?

— Да, конечно.

— Тогда треба подождать!

Хозяин лавки указал на кресло и столик:

— Там газета, пан коммерсант может почитать.

Чего только не было в этой, с позволения сказать, «газете» — официозе «Транснистрии» — не выдумать, кажется, подобной галиматьи и нарочно:

«Перпетуум-мобиле! Вечный двигатель! Изобретен мною. Ищу компаньона с капиталом для сооружения модели».

«Беспружинный бандаж системы, «Виктор Фишер». Последняя новость в области ортопедического искусства. Удерживает грыжу больших размеров, удобен днем и ночью. Полезен тем, кто страдает от кашля».

«Хиромант, френолог, оккультист с 48-летней практикой предсказывает по планетам и руке лично и по фотокарточкам».

Жирным шрифтом выделялось распоряжение префекта: «Дети от 7 до 12 лет должны явиться для выполнения сельскохозяйственных работ на ферму имени королевы Марии. Неявившиеся будут отправлены на аналогичные работы в Германию».

Ведомство культуры сообщало о закрытии начальных и средних школ за недостатком топлива.

И тут же оповещение: «Дому свиданий для немецких и румынских офицеров при ресторане «Ша нуар» выданы медико-санитарные санкции».

Но были и объявления, порадовавшие Владимира. «Оптический магазин открывает господин Марцинковский». Группа «Зоркий глаз» — десять человек. У каждого из десяти — своя «десятка». И сколько их, таких групп, создано уже в городе...

Нет, не сдана Одесса, сняты лишь видимые рубежи обороны. Нахлынувшая нечисть копошится наверху, а где-то в богатырской груди города мужественно, уверенно бьется его непокоренное сердце. И чем свирепее неистовствуют каратели, тем ярче разгорается пламя партизанской войны...

Пока Бадаев просматривал газету, хозяин лавочки начинил ему противоникотинными фильтрами папиросы. А в фильтрах были сообщения от портовых, биржевых, транспортных «десяток». Их нужно было расшифровать и наиболее важные сведения закодировать для Москвы, чтобы передали по радио сегодня же. Владимир зашел в фотоателье. Среди бутылок с проявителем, закрепителем и прочими фотохимикатами здесь всегда был пузырек с бесцветными чернилами. Текст сводки Бадаев разместил в междустрочьях газетной передовицы.

К вечеру отправился на Приморский бульвар. Еще издали услышал мальчишеский голос: «Чистим, драим! Сапоги, ботиночки делаем как картиночки». Это был Яша. Постукивая щетками по сапожному «рундучку», он зазывал прохожих: «Вакса «Экстра»! Одесский блеск! Моряки всех флагов чистят штиблеты только одесским блеском. У надраенного одесским блеском сапога можно бриться».

— Сидайте, господин хороший, сидайте! — пригласил «чистильщик» подошедшего «коммерсанта».

Расплачиваясь за чистку ботинок, «коммерсант» вместе с купюрой дал пареньку записочку.

— Приколешь ее на доске объявлений у ресторана «Ша нуар».

Записка была короткой: «Утеряно свидетельство о рождении... Нашедшего прошу оставить документ за вознаграждение в гардеробной ресторана». Все в записке было, разумеется, вымышленным, кроме номера свидетельства, означавшего число, месяц и часы встречи, — такая связь была установлена у Бадаева с Куртом на случай экстренной необходимости.