Три года одной жизни - [11]

Усмехнулся услыхавший это Губачев:

— За чем дело стало? Поди и попроси!

— У кого?

— У десятника. Он лимонадчик у нас!

Не понял насмешки Михаил, подошел к десятнику:

— Дайте, пожалуйста, лимонадки...

— Че-го-о? — вытаращил тот глаза.

— Лимонадки, — повторил Михаил.

— Что, что он просит? — послышалось со всех сторон.

— Лимонадки!

Нарядная разразилась хохотом. Оторопевший Михаил пожимал плечами. И это смешило всех еще больше. Губачев шепнул что-то соседу — здоровенному, смахивавшему чем-то на медведя парню. Сделал парень серьезное лицо, крикнул:

— Чего гогочете?! Пить хочет человек!

Достал из заднего кармана спецовки пакетик, подозвал Михаила, насыпал ему в пригоршню розоватого порошка. Губачев подал кружку воды:

— Пей, малый! Пей!

— А что это? — спросил Михаил.

— Лимонадка. Она самая и есть! Освежающая!

Михаил хотел высыпать порошок в кружку.

— Э-э, нет, — остановил его похожий на медведя парень. — Нашу лимонадку так не пьют. Сыпь в рот и запивай, самый вкус!

Здоровяк смотрел на Михаила так простодушно, что тот поверил ему, высыпал в рот всю пригоршню, хлебнул воды... Во рту зашипело, запенилось, ударило в нос, перехватило дыхание — это был, конечно, обычный питьевой порошок, который полагалось добавлять в воду малыми дозами и размешивать. Хохот сотряс нарядную. Громче всех хохотал здоровяк.

Вскочил Молодцов, подошел к насмешнику:

— Извинись!

— Что-о-о?

— Извинись!

— Смотри-ка, — здоровяк повернулся к Губачеву, — прыткий вагонщик у тебя!

— Извинись! — настаивал Владимир.

— Ой-ой-ой! — состроил гримасу парень. — Может и ты лимонадки хочешь? Освежись! — протянул пакетик.

— А ну перестань безобразничать, — раздался голос Федота Даниловича. — С-сукин ты сын! Чего измываешься? Лимонадку вспомнил?! Да знаешь ли ты сам, что такое лимонадка?! Забой — еле проползешь на четвереньках... И волоком груженные до отказа углем сани тащишь, аж спина трещит — вот что такое лимонадка. Хлебнул бы ее сам, кисло бы стало, не ржал бы жеребчиком! Комсомол помощь шлет, а они гогочут. Извинись, говорю!

— Ладно уж, — пробормотал парень. — Посмеяться нельзя, — повернулся к Михаилу: — Извиняюсь...

Федот Данилович подошел к окошку десятника:

— Беру ребят к себе!

— Ну, братва, — шепнул ребятам кто-то сзади, — считайте, что повезло: депутат райсовета Данилыч-то наш — заступа надежная!

Три пятидневки проработали Владимир и Михаил у Федота Даниловича. Потом его перевели мастером на другую шахту. И десятник вновь назначил новичков подручными к Губачеву.

— К нему не пойдем! — заявил Владимир.

— Идите к Суворову! — кивнул десятник на забойщика, сыгравшего злую шутку с Михаилом.

— И к нему не пойдем! — выступил вперед Михаил.

— Ишь ты! — хмыкнул десятник. — Как разборчивые невесты!

По нарядной прокатился смех. Владимир молча взял лопату и направился в забой Суворова. Пришел через некоторое время и Михаил...

Напрасно назавтра в обеденный час звонил на тумбочке Владимира и Михаила будильник — ребята не только не поднялись, но даже не открыли глаза, проспали до ужина.

По скользящему графику бригада после четырех ночных смен шла в утреннюю. Вечер свободен. Решили пойти в клуб.

Шел фильм «Бенефис клоуна Жоржа». Первый сеанс уже начался. Взяли билеты на второй. Зашли в буфет.

У самого входа сидели Губачев и Суворов. На столике перед ними стояла бутылка воды, а под столом — опустошенная поллитровка водки.

— Про-ошу! — пригласил ребят изрядно захмелевший Губачев.

Попытались пройти мимо, но Губачев усадил обоих насильно. Подставил непочатую бутылку воды.

— Ли-мо-над! Натуральный! — Перемигнулся с Суворовым. — Люблю смелых!

Суворов вертел в руках пустой стакан:

— Не забуриться бы... смелым этим!

— Что значит забуриться? — спросил Владимир.

— Не знаешь? — усмехнулся Губачев. — Забуриться — значит, сойти с рельс... с катушек долой... Понял? В ладах надо жить...

— С кем?

— С нами... Ну и с десятником, конечно.

— Все пути к нему ведут, — вставил Суворов. — Неподмазанная букса скрипит!

— Подмазка, значит, нужна? — подытожил Владимир.

— А ты думал: горбом, лимонадкой возьмешь? — захохотал Губачев. — Голым притопал — голым уйдешь. Кто такие Суворов и Губачев? Первейшие на шахте семь-бис забойщики! А вы: «К нему не пойдем и к нему не пойдем». Портреты у входа видал? Мотай на ус!

— И то мотаю, — ответил Владимир. — По портретам — ударники, а на деле, оказывается, — рвачи.

— Во-она! — покачал сокрушенно головой Суворов. — Ой, не забуриться бы смелым этим... Ой боюсь!

— Не бойся! — отрезал Молодцов.

Раздался звонок. Вошли в зрительный зал, сели. Владимир оказался у стены. Между стульями и стеной был узкий проход, по нему шныряли пытавшиеся остаться еще на один сеанс мальчишки. Наконец, их выдворили. Потух свет, начался киножурнал. И вдруг Володя почувствовал, что его дергает кто-то тихонько сзади. Девичий голос зашептал на ухо:

— Говорят: «забуриться» — значит, хотят устроить темную, побить тебя. Один домой не ходи, слышишь, Молодцов?

Оглянулся: кто это? Узнал почтальоншу Дунящу. Молодцов поболтал с ней однажды, отправляя письма в Кратово.

— Они будут, конечно, ждать, — шепнул Михаил, слышавший предупреждение Дуняши.