Три гинеи - [65]

Согласно уполномоченным по делам Церкви, однако, факт того, что христианские женщины гораздо более духовны, нежели мужчины, является необычной, но, без сомнения, достаточной причиной недопущения их к церковной службе.

^{45} «Daily Telegraph» от 20 января, 1936 г.

^{46} «Daily Telegraph», 1936 г.

^{47} «Daily Telegraph» от 22 января, 1936 г.

^{48}«Насколько мне известно, в данном вопросе (сексуальных отношений между госслужащими) общих правил нет; но государственные и муниципальные служащие, безусловно, должны придерживаться общепринятых норм и избегать поведения, которое может быть освещено прессой как „скандальное“. До недавнего времени сексуальные отношения между мужчиной и женщиной в Министерстве Почт[408]карались немедленным увольнением обеих сторон… Избежать публичной огласки в прессе достаточно легко посредством судебного процесса; однако официальные ограничения простираются гораздо дальше, для того чтобы удержать женщин, находящихся на государственной службе (которые, выйдя замуж, обычно увольняются[409]) от открытого (публичного) сожительства с мужчиной. В этом случае дело носит другой характер» (Уильям А. Робсон «Британский госслужащий: Общественная Служба», с. 14–15).

^{49} Большинство мужских клубов отводит женщинам специальную комнату или даже пристройку и не допускает в другие помещения, объясняя это их нечистоплотностью, как, например, в Софийском соборе, или же, наоборот, как в Помпеи[410], — чрезмерной чистоплотностью. Есть над чем задуматься.

^{50} Способность прессы замять дискуссию на любую неприемлемую тему была и остается чрезвычайно огромной. Для Жозефины Батлер это стало одним из «серьезных препятствий», с которыми ей пришлось столкнуться в ходе кампании против Закона об Инфекционных Заболеваниях[411]. «В начале 1870 года пресса Лондона начала вести в отношении этого вопроса политику умалчивания, продлившуюся много лет, и вызвала тем самым знаменитый „Протест против Заговора Тишины“ Ассоциации Женщин, подписанный Гарриет Мартино[412]и Жозефиной Батлер и содержащий следующие слова: „Разумеется, пока среди журналистов процветает подобный заговор тишины, мы, англичане, особенно подчеркиваем свои намерения, как свободного народа, вести борьбу за независимую прессу и право услышать оба мнения по поводу столь важного вопроса этики и законодательства“» (Жозефина Батлер, «Личные воспоминания о Крестовом походе», с. 49). В ходе борьбы за право женщин голосовать пресса также эффективно бойкотировала освещение этого вопроса. А совсем недавно, в июле 1937 года, Филиппа Стрэйчи в своем письме «Заговор тишины», опубликованным (честь для нее) в журнале «Spectator»[413], практически повторяет слова миссис Батлер: «Огромное число мужчин и женщин приняли участие в попытке заставить Правительство отказаться в своей новой Пенсионной схеме[414]для белых воротничков[415]от положения, которое впервые устанавливает различный доходный лимит для служащих мужского и женского пола… В прошлом месяце Пенсионная схема была представлена Палате лордов, где указанное положение было встречено сильным и решительным неприятием со стороны всех ее членов… События такого рода, кажется, должны представлять первостепенный интерес для ежедневной прессы. Но все издания, от „Times“ до „Daily Gerald[416]“, обошли вниманием этот вопрос… Дифференцированный подход к лицам разного пола в этой Пенсионной Схеме вызвал чувство негодования, не возникавшее со времен получения женщинами права голоса… Как объяснить, что все это было полностью сокрыто прессой?»

^{51} Битва за Вестминстер, конечно, без телесных ран не обошлась. Да и борьба за право голоса, безусловно, была гораздо более жестокой, нежели о ней вспоминают сейчас. Так, Флора Драммонд[417] говорит: «Добились ли мы права голоса, благодаря нашим агитациям, как считаю я, или же получили его по каким-либо иным причинам, как поговаривают другие, я думаю, что многим людям молодого поколения будет сложно поверить в ожесточенность, с которой мы боролись за права женщин всего тридцать лет назад» (Флора Драммонд для журнала «Listener[418]» от 25 августа, 1937 г.). Молодое поколение, по-видимому, настолько привыкло к жестокости, сопровождающей свободу, что эмоций для данного конкретного случая у него не осталось. К тому же эта борьба еще не заняла свое место среди всех прочих, превративших Англию в пристанище (а англичан — в защитников) свободы. Борьбу за право голоса все еще называют мерзким протестом: «… и женщины… затеяли серию поджогов, стачки и уничтожение картин, что, в конце концов, заставило обе Передние Скамьи[419]согласиться с их правом голосовать» (сэр Джон Сквайр[420], «Воспоминания и мысли», с. 10). Тем не менее можно понять молодых людей, которые верят, что в той кампании не было ничего героического и все закончилось лишь несколькими поджогами, парой разбитых окон и колен, а также испорченным (небезнадежно) с помощью ножа портретом Генри Джеймса[421] кисти Сарджента[422]. Вероятно, поджоги, стачки и уничтожение предметов искусства назовут героическими, если их затеют мужчины, причем в большем масштабе и с автоматами наперевес.