Три гинеи - [63]

(Леди Элье, «Воспоминания за пятьдесят лет», с. 341). К сожалению, она не указывает точные цифры, но суммы, отпускаемые сыновьям образованных мужчин, были значительно больше. В 1880 году 200 фунтов считались минимально необходимой суммой для студента Баллиол-колледжа[387], «хранившего традиции экономности». Таких денег «не хватало на охоту или азартные игры… Но бережливость и поддержка родителей на каникулах позволяла заниматься и этим» (из книги «Энтони Хоуп[388] и его записи» под редакцией сэра Ч. Маллета[389], с. 38). В наше время сумма, необходимая студенту, гораздо больше. Джино Уоткинс[390]«никогда не тратил более 400фунтов в год, оплачивая счета в колледже и на каникулах» (Дж. М. Скотт[391], «Джино Уоткинс», с. 59). Таким было положение дел в Кембридже всего несколько лет назад.

^{32} Как часто на протяжении XIX века женщин высмеивали за попытки войти в священный мир мужских профессий, знают любители романов, поскольку одни только эти усилия обеспечили нам половину всей имеющейся беллетристики. Но биографии показывают, что это было и остается в наше время естественным для большинства просвещенных мужчин — считать всех женщин прядильщицами[392] в ожидании замужества. Например: «„О, дорогая! Что с ними происходит?“ — печально спросил он (Голсуорси Лавс Дикинсон[393]) однажды о потоке честолюбивых, но совершенно не вдохновляющих старых дев, наводнивших внутренний дворик Кингз-колледжа[394]; „я не знаю, да и сами они не знают“. И затем еще тише, будто книги на его полках могли подслушать, добавил: „О, Боже! Они точно хотят замуж“» (Э. М. Форстер[395], «Голсуорси Лавс Дикинсон», с. 106). Что они действительно «точно хотели», так это, чтобы адвокатура, Лондонская фондовая биржа или залы зданий Гиббса[396] имели возможность принять их. Но они не имели, поэтому высказывание мистера Дикинсона было вполне естественным.

^{33}«Сейчас, как и прежде, по крайней мере в больших домах, проводятся официальные, тщательно и заранее спланированные приемы, где господствует один единственный идол — фазан, охота на которого всегда была отдельным развлечением. В такие моменты отец семейства отстаивал свою честь. Если его дом наполнялся гостями до отказа, вина лились рекой и именно его меткий выстрел мог обеспечить главное блюдо на столе, то и ружья он должен был иметь самые лучшие. В какое отчаяние могло повергнуть мать дочерей сообщение о том, что именно тот гость, которого она в тайне хотела пригласить для них, был недопустимо плохим стрелком!» («Общество и светское время», Мэри, графиня Лавлейс, из сборника «50 лет. Контраст воспоминаний. Общая картина периода 1882–1932», с. 29).

^{34} Представления мужчин, по крайней мере в XIX веке, о том, как должны были разговаривать и вести себя их жены, можно почерпнуть из письма Джона Бодлера[397], «адресованном одной молодой леди, с которой незадолго до ее замужества он имел серьезные отношения». «Перво-наперво, избегайте всего, что имеет хоть малейшее отношение к бестактности или непристойности. Немногие женщины действительно представляют, насколько сильное отвращение испытывают мужчины, сталкиваясь хотя бы с малейшим намеком на указанное поведение любой женщины, особенно той, с которой они связаны. Посещая детские сады или навещая больных людей, женщины приобретают привычку разговаривать на подобные темы таким языком, который шокирует тактичных мужчин» (Мемуары Джона Бодлера, с. 123). Однако после замужества даже истинная и неотъемлемая тактичность могла исчезнуть. «В семидесятые годы прошлого века мисс Джекс-Блэйк и ее коллеги энергично боролись за признание права женщин получать медицинское образование, а доктора еще сильнее противостояли этому, утверждая, что крайне вульгарно и аморально для любой женщины — стать врачом и иметь дело с деликатными и интимными медицинскими случаями. В то время Эрнест Харт[398], редактор Британского Медицинского Журнала[399], сказал мне, что большинство статей, присланных ему на публикацию в журнале, касательно интимных и деликатных медицинских случаев, были написаны женами врачей, которые, очевидно, диктовали им текст. Тогда ведь не было стенографистов и печатных машинок» (сэр Дж. Кричтон-Брауни[400], «Размышления врача», с. 73–74).

Однако лицемерие в вопросе тактичности наблюдалось и задолго до этого. Так, Мандевиль[401] в своей «Басне о пчелах[402]» пишет: «Я бы для начала отметил, что Женская Скромность есть результат Традиций и Образования, из-за которых любая Бестактность и грязные Выражения внушают им страх и омерзение, и что, несмотря на это, даже у самой Целомудренной Молодой Женщины, как ни старайся, в воображении часто будут возникать Мысли и разные запутанные Идеи, которые она не раскроет некоторым Людям и в Тысяче Слов».

^{35} Процитируем точные слова одной из подобных просьб: «Этим письмом мы просим отложить для нас одежду, которая вам больше не нужна… В том числе и чулки, какими бы поношенными они ни были… Комитет считает, что, предлагая подобные вещи по льготной цене… он тем самым оказывает неоценимую помощь женщинам, чья работа требует презентабельного вида и вечерних платьев, которые они себе с трудом могут позволить»