Три гинеи - [41]
Теперь, когда мы послали свою гинею и подписали чек, осталась лишь одна просьба, требующая рассмотрения, а именно: заполнить форму и вступить в ваше общество. На первый взгляд это кажется легким делом, ибо что может быть проще, чем присоединиться к обществу, которому мы только что пожертвовали гинею. Но как же трудно это на самом деле… Какие сомнения и колебания могут стоять за многоточием? Что за причина или чувство заставляет нас колебаться вступить в общество, в чьи фонды мы вкладываем деньги? И дело тут не в мыслях или эмоциях, а в чем-то гораздо более глубоком и фундаментальном — в разнице между нами. Согласно представленным фактам, мы отличаемся друг от друга как полом, так и образованием. Именно из этих различий, как уже было сказано, и проистекает возможная помощь в защите свободы и предотвращении войны. Но, подписав форму, которая подразумевает обещание стать активными членами вашего общества, мы, по-видимому, теряем эту разницу и, следовательно, жертвуем нашей помощью. Нужно объяснить, почему так трудно вступить в ваше общество, несмотря на то что право распоряжаться гинеей (как мы уже хвастались) позволило нам говорить свободно — без страха и лести. Давайте тогда оставим бланк пустым на столе перед собой, пока мы обсуждаем, в силу своих возможностей, какие причины и эмоции заставляют нас колебаться, поскольку они берут свое начало глубоко во тьме родовой памяти. Они сформировались и сплелись несколько хаотично, и очень трудно распутать их на свету.
Начнем с элементарного различия: общество — это конгломерат людей, объединенных воедино для достижения определенных целей, в то время как вы, пишущие своей рукой, одиноки. Вы лично — уважаемый всеми человек, член братства, к которому, согласно биографиям, принадлежали многие мужчины. Так, Анна Клаф, описывая своего брата, говорит: «…Артур — утешение и радость моей жизни; именно из-за него и ради него я вынуждена, в конце концов, искать прекрасного и достойного мужчину»>{87}. На что Уильям Вордсворт[225], говоря о своей сестре непонятно с кем, как если бы один соловей звал другого в лесах прошлого, отвечает:
Такими были и, вероятно, до сих пор остаются личные взаимоотношения многих братьев и сестер, как индивидуумов. Они уважают, поддерживают друг друга и имеют общие цели. Но если таковы их частные отношения, как показывают биографии и поэзия, то почему их публичное взаимодействие, согласно истории и законам, совсем другое? И вам, как юристу, обладающему адвокатской памятью, нет нужды напоминать о некоторых декретах английского права, начиная с первых записей и заканчивая 1919 годом, доказывающих, что публичные, общественные взаимоотношения братьев и сестер сильно отличались от частных. Само слово «общество» вызывает в памяти унылый и резкий звон колоколов, как бы сообщающих: нет, нет, нет. Вы не будете учиться, не будете зарабатывать, не будете владеть имуществом — нет. Таким было официальное отношение брата к сестре в течение многих веков. И, хотя есть некоторая вероятность, особенно для оптимиста, что однажды мы услышим торжественный и гармоничный перезвон нового общества, ваше письмо сообщает, что этот день еще очень далек. Мы неизбежно спрашиваем себя, нет ли в самом процессе объединения людей в группы и общества чего-то такого, что высвобождает наиболее эгоистические и жестокие, а не рациональные и гуманные порывы в самих индивидах? Мы неизбежно смотрим на общество, столь доброе к вам и суровое к нам, как на неподходящую форму существования людей, вызывающую искажение истины, деформацию ума и порабощение воли. Мы неизбежно замечаем, как ваши общества, будто сговорившись, уничтожают наших милых домашних братьев, которых многие из нас небезосновательно уважают, и превращают их в чудовищных мужчин, громкоголосых, с огромными кулаками, инфантильно стремящихся разделить землю, рисуя мелками загадочные границы, в которых все человеческие существа будут жестко и искусственно изолированы. Мы видим мир, где мужчины, облаченные в красно-золотые наряды и украшенные, словно дикари, перьями, совершают мистические обряды и наслаждаются сомнительными удовольствиями власти и господства, в то время как мы, «их» женщины, заперты в частном доме, не имея доступа к обществам, в которых они состоят. Проще говоря, ибо кто станет анализировать длительное и неизгладимое влияние прошлого на сложность сформированного ума, из-за всех этих воспоминаний и эмоций нам кажется неправильным как с рациональной, так и эмоциональной точек зрения заполнять анкету и вступать в ваше общество. В противном случае, нам придется полностью растворить свою идентичность в вашей и следовать уже известным, проторенным путем, на котором общество, подобно заевшей в граммофоне пластинке, пережевывает с невыносимым единодушием «300 миллионов, потраченные на вооружение»
