Три факта об Элси - [17]

Джек глядел на меня.

— Ну? — не выдержала я.

— Мне очень жаль видеть вас такой расстроенной, Флоренс.

— Вы сейчас ничем не помогли, — отрезала я.

Одна из помощниц вошла с подносом — не немка, а другая, с толстой косой до пояса. Красное лицо, слишком большие для ее руки часы. У меня не было аппетита, но я не хотела ее обижать, поэтому завернула несколько бутербродов в бумажную салфетку и сунула в сумку.

— Ну? — повторила я, когда девушка отошла.

— Мне кажется… — Слова у Джека не сразу нашли путь наружу. — Мне кажется, если вы обеспокоены, то и нам всем тоже имеет смысл насторожиться.

Я выдохнула и скрестила руки на груди.

— Видишь, — повернулась я к Элси, — Джек не считает меня дурой!

— Никто никогда даже отдаленно не намекал, что ты дура.

— Надо кому-то сказать. — Я крепче сжала кулаки. — Мисс Биссель, полиции, правительству…

— У тебя испытательный срок, — напомнила Элси. — Кем тебя сочтут, если мы побежим к мисс Биссель?

— У меня испытательный срок, — пояснила я Джеку. — У меня всего месяц доказать мисс Амброуз, что я не схожу с ума.

Джек посмотрел на нас обеих и протянул руку:

— Я вам вот что скажу, Флоренс: попробуйте совет моего врача.

Я упорно не разжимала рук.

— Какой совет?

Джек потрепал меня по коленке:

— Отчего бы нам не подождать и не понаблюдать?

Я сделала еще круг по гостиной. Все пели о пьяных матросах. Я различала голоса Джека и Элси даже с другого конца комнаты — там, где Ронни подпирал стену. Вернее, раньше подпирал, потому что он уже ушел. Я видела тележку с едой и доску объявлений, видела миссис Ханимен в кресле, обложенную подушками, но место, где стоял Ронни Батлер, было пустым.

— Куда он делся? — прошептала я.

Никто не ответил.

Я вышла в коридор. Единственным, кого я там увидела, была молодая немка, которая скрылась в одной из комнат.

— Вы меня ищете? — прокричала я, но двойные двери прощально закачались. Даже на стойке администратора было пусто, только телефон звонил в одиночестве, пока не ответил автоматический голос мисс Биссель:

«Спасибо, что вы позвонили в «Вишневое дерево». Мы предоставляем услуги проживания престарелым. Все телефонные разговоры записываются с целью контроля и обучения персонала».

Я пошла обратно по коридору на звук хорового пения и вскоре снова различила голоса Джека и Элси. На ходу я поглядывала в маленькие окошки на дверях. И только дойдя до кухни, я увидела Ронни: он стоял у одного из подносов с сандвичами и что-то вынимал из кармана.

— Он пытается нас отравить!

Джек проводил нас до моей квартиры. Я сказала, что в этом нет необходимости, еще до того, как он предложил, но Джек настоял.

— Зачем ему это, черт побери? — Элси сняла пальто и без спросу устроилась в любимом кресле у камина. — Какая у Ронни может быть причина кого-то травить? Опять чудишь, Флоренс!

— А что он тогда делал в кухне, зачем стоял над едой? — Я подошла к окну и резко задернула занавески. — Почему он вообще в кухню зашел?

— Наверное, решил взять себе еще сандвич, — сказала Элси. — Или поискать молока. Нам ведь никогда не приносят достаточно, скупердяйничают…

— Нам не разрешается заходить на кухню. — Я уселась в другое кресло и взглянула на зашторенное окно. Узенькая полоска дневного света пробивалась сквозь щель между занавесками. — На дверях же написано: «Только для персонала». Слушайте, все же записывается для контроля и обучения! Значит, записалось и то, как он в кухню лазил! Тогда его можно отследить! Давайте скажем кому следует?

Элси двумя пальцами сжала переносицу. Я снова покосилась на окно.

Джек дотянулся и плотнее задернул занавески.

— Так лучше? — спросил он, и я кивнула. — Давайте-ка отступим на шаг и подумаем, что предпринять.

— Может, включим свет? — подала голос Элси. — А то теперь я ни черта вокруг не вижу.

Я поняла это, только щелкнув выключателем, когда свет от лампочки разлетелся до самых укромных уголков. Я слишком волновалась о сандвичах, чтобы заметить раньше.

— Слоник, — сказала я.

Мы все поглядели на каминную полку.

Фарфорового слоника не было.

Хэнди Саймон

— Девяносто семь?! — Хэнди Саймон поискал глазами стул. У него подкосились ноги, но свободного стула не нашлось. — Девяносто семь? — повторил он.

— Девяносто семь. — Мисс Амброуз ткнула пальцем в картонную папку. — Он вообще не выглядит на девяносто семь! Вот вы бы дали ему почти сто лет?

Саймон сморщился от умственных усилий. Он подумал о своем деде, который провел последние годы в больнице Сен-Джон и умер, когда ему было далеко за восемьдесят, и о женщине из магазина на углу, которая отбилась от банды хулиганов единственно своей тростью и крепкой фразочкой, услышанной по телевизору.

— Не уверен.

Мисс Амброуз повторила:

— Вы можете поверить, что ему девяносто семь?

Саймон наконец понял, что это один из вопросов, которые задают не в расчете на аргументированный ответ, а просто в ожидании согласия собеседника.

— Нет, — ответил он, — никак не могу.

Он глянул в общую гостиную. Кабинет мисс Амброуз был со стеклянными перегородками, расчерченными решеткой, и казалось, будто смотришь сквозь прозрачную шахматную доску. Джастин убрал свой аккордеон в футляр, и большинство жильцов поплелись к телевизору. Габриэль Прайс сидел спиной к кабинету мисс Амброуз на одном из жестких стульев, обычно предназначенных для персонала. Но по повороту головы было очевидно, что он смотрит вовсе не на экран.