Три дочери Евы - [44]

Начался дождь, мерный шум дождевых струй наполнил комнату. Вероятно, эти звуки каким-то образом успокоили Ширин, потому что в следующий раз она заговорила уже сдержаннее и мягче.

– Прости, что выплеснула на тебя свои идиотские бредни, – сказала она. – В конце концов, ты сама выбираешь, во что тебе верить, и меня это совершенно не касается. Сама не знаю, с чего это меня так понесло. Ты уж не сердись, сестренка.

– Тебе не за что извиняться, – пожала плечами Пери. – Хорошо, что моей мамы здесь не было. – (Ширин расхохоталась – беззаботно, почти по-детски.) – Расскажи мне, какие здесь студенты, – попросила Пери. – Наверное, все ужасно умные?

– Думаешь, по Оксфорду разгуливают одни Эйнштейны? – фыркнула Ширин. – Знаешь, по-моему, здешние студенты похожи на молочные коктейли с разными добавками. Я насчитала шесть типов.

Первый, объяснила Ширин, борцы за социальную справедливость, охрану окружающей среды и все такое. Серьезные, целеустремленные, многословные и энергичные. Вечно организуют какие-то кампании: то за спасение джунглей на Борнео, то в поддержку буддийских монахов в Непале. Узнать их нетрудно – мешковатые свитера, бисерные ожерелья и браслеты, косматые патлы, потертые джинсы, горящие взоры, а в руках – очередной лист для сбора подписей. По ночам они организовывают пикеты, днем повсюду рассовывают свои листовки и заводят бесконечные споры. Еще они обожают обвинять всех и каждого в эгоизме, легкомыслии и нежелании посвятить себя чему-то важному и значительному.

Второй тип – европейские сливки. Отпрыски богатых европейских семей, которые водятся исключительно друг с другом. Каждые каникулы отдыхают на одних и тех же горнолыжных курортах, а вернувшись, щеголяют своим загаром и хвастаются своими поляроидными снимками. Романы крутят исключительно в своем кругу, а тех, кто в него не входит, просто не замечают. Такая, знаешь ли, своеобразная форма эндогамии. За завтраком пожирают огромные ломти хлеба, намазанные толстым слоем масла, и при этом ухитряются оставаться стройными. Без конца жалуются, что в кафе им подали скверный капучино или черствые круассаны. Любимая тема их разговоров – погода.

Третья группа – выпускники престижных школ. Эти тоже предпочитают вариться в собственном соку. В мгновение ока учреждают закрытые клубы, единственным пропуском в которые служит название учебного заведения. Излюбленное их занятие – спорт, которому они предаются просто с каким-то бешеным рвением. Гребут на байдарках, каноэ и еще каких-то посудинах, фехтуют, плавают, играют в гольф, крикет, теннис, регби, водное поло, занимаются карате и тайцзицюань. Видимо, от усиленной физической активности их постоянно мучает жажда, потому что они объединяются еще и в некие питейные сообщества. На вечеринки этих сообществ непременно являются в смокингах и напиваются до свинячьего визга. Тем, кто не имеет блистательного прошлого в виде престижной школы, нечего и думать попасть в их ряды. Кандидатура претендента выставляется на голосование и с наибольшей вероятностью прокатывается.

Четвертая категория – иностранцы. Индусы, китайцы, арабы, африканцы, индонезийцы. Этих можно разделить на две подгруппы. В первую входят те, кого как магнитом тянет к своим соотечественникам. Они всегда ходят стаями, вместе учатся, обедают, курят и шатаются по улицам. И разумеется, говорят на своем родном языке. Ну а вторую группу составляют те, кто поступает с точностью до наоборот, стараясь держаться как можно дальше от своих соотечественников. Эти разговаривают только по-английски и, чтобы замаскировать свой акцент, иногда пытаются подменить его американским.

Пятая категория – ботаники. Серьезные, ответственные, умные, занудные, достойные всяческого уважения, но совершенно не подходящие для дружбы. Как грибы после дождя, во множестве плодятся в математике, физике, философии и так же, как их лесные сородичи, предпочитают темные закутки яркому солнцу. Выбранной научной стезе отдаются со страстью, которая граничит с манией. В любой толпе вы их легко узнаете – когда они бойкой походкой торопятся из библиотеки в свои учебные корпуса или когда с жаром обсуждают что-то с преподавателями в укромных уголках, но, вообще-то, этот тип чаще всего довольствуется собственным обществом. По правде говоря, лучше всего они чувствуют себя в компании с книгами, чем со своими ровесниками где-нибудь в баре или студенческом клубе.

Чем дольше Пери слушала Ширин, тем больше росло ее беспокойство. Ей предстояло войти в новый, совершенно неведомый мир и освоиться в нем.

– Откуда ты так хорошо все это знаешь? – спросила она.

– Да потому что я встречалась с парнями и девчонками из каждой категории, – расхохоталась Ширин.

– Что значит – встречалась с девчонками? Ты же не имеешь в виду…

– Имею-имею. Я могу любить женщину. Могу любить мужчину. Мне плевать на ярлыки.

– Понятно… – растерянно пробормотала Пери. – А шестая категория? Ты о ней ничего не сказала.

– А, вот это самое интересное! – воскликнула Ширин, и в ее темных глазах вспыхнули янтарные огоньки. – Шестая категория – это те, кто здесь, в Оксфорде, изменился до неузнаваемости. Так бывает. Сюда приезжает один человек, а через несколько месяцев становится совершенно другим. Как по волшебству. Гадкие утята превращаются в прекрасных лебедей, лягушки – в красавиц, Золушки – в принцесс. Да, для некоторых людей Оксфорд оказывается чем-то вроде волшебной палочки.