Три дочери Евы - [103]

Азур подмигнул:

– Я.

– Да что вы? Значит, вы много путешествовали?

– Достаточно. В Турции, кстати, тоже был.

– В Стамбуле?

Азур покачал головой. Нет, в Стамбуле, куда все стремятся, он не был. Зато был в других местах: на горе Немрут, где по сей день стоят гигантские статуи древних богов; в православном монастыре Сумела, примостившемся на выступе скалы; на горе Арарат, за верхушку которой зацепился Ноев ковчег. Пери судорожно сглотнула, опасаясь, как бы профессор не начал расспрашивать ее об этих достопримечательностях, ни одно из которых она так и не видела.

Две противоположные стены в гостиной полностью занимали книжные полки. В центре комнаты непринужденно разговаривали элегантно одетые люди с бокалами шампанского или красного вина в руках.

– Даррен, вы не могли бы подойти? – обратился Азур к какому-то молодому человеку. – Хочу познакомить вас с одной из моих лучших студенток.

Как только Даррен подошел, Азур тут же исчез.

Даррен оказался бакалавром физики с весьма приятными, даже изысканными манерами. Он принес Пери бокал шампанского и сделал комплимент ее «необычному» акценту, вполне заслуженный, как она считала. Потом задал ей несколько учтивых вопросов, как и полагается в таких случаях, и сразу же с явным удовольствием заговорил о себе, да еще с такой скоростью, будто участвовал в состязаниях, кто наговорит больше слов за минуту. Да, он был умен, честолюбив и… отчаянно хотел ей понравиться. Пытался рассмешить, не переставая сыпал шутками, вероятно где-то прочитав, что женщинам нравятся мужчины с чувством юмора. После очередной шутки он закатывал глаза, словно хотел показать, что сам-то он вовсе не считает это смешным. Славный парень, подумала Пери. Явно из тех, кто способен любить и уважать свою девушку и не будет постоянно соперничать с ней.

Но, увы, ни одна струна в ее душе не дрогнула. Почему все так? Почему ей не может понравиться этот добрый симпатичный парень, который подходит ей по возрасту и, возможно, сделает ее счастливой? Нет, она продолжает тайно вздыхать по профессору – человеку значительно старше себя, загадочному и недоступному. Человеку, с которым у нее не может быть будущего. Любопытно все-таки, думала Пери, почему она никогда не мечтала о счастье? Почему это магическое слово, которым пестрят страницы книг и тексты песен, неизменно оставляло ее равнодушной? Нет, разумеется, она не хотела быть несчастной. Просто не считала поиск счастья главной жизненной целью. Будь это иначе, она никогда не позволила бы себе сохнуть по такому человеку, как Азур.

Она глубоко вздохнула. Смелость, которая, как ей казалось, никогда не была ей свойственна, теперь бурлила у нее в крови, как алкоголь. Она огляделась по сторонам, словно проверяя, не заметил ли кто-нибудь внезапно произошедшей с ней перемены. За всеми этими любезными фразами и вымученными улыбками, которыми принято обмениваться в приличном обществе, скрыта граница, отделяющая респектабельных людей от неудачников, вечно ищущих ссоры, и авантюристов, всегда готовых к новым приключениям. Некая грань, тонкая, как волосок, которая до поры до времени удерживает скромных турецких девушек от всех бед и грехов. Что будет, если подойти к этой черте так близко, что почувствуешь под ногами край обрыва, за которым начинается бездна, и позволить себе шагнуть в нее, отбросив все сожаления и чувствуя лишь пленительную легкость?

Она никогда не отличалась ни отвагой, ни эксцентричностью, но семя свободомыслия, зароненное в ее душу еще в юности, постепенно проросло и теперь дало всходы. Всегда осмотрительная, уравновешенная, осторожная, Назпери Налбантоглу отныне была полна желания нарушать правила и совершать ошибки.

– Пора за стол! – возвестил вернувшийся в комнату Азур. На лице его сияла улыбка, в руках он держал огромную серебряную вилку, похожую на шпагу, готовую пронзить насквозь незваного гостя.

Новогодняя ночь

Оксфорд, 2001/02 год

Вместе с другими гостями Пери перешла в столовую, где стоял огромный дубовый обеденный стол, который мог бы послужить реквизитом для фильма о средневековой жизни. Она представила, как за ним сидели короли и рыцари, поедая фаршированных фазанов и огромные куски жаренного на вертеле мяса. Вот только сервировали его тогда серебряными блюдами и золотыми кубками, а не обычной фаянсовой посудой.

В дальнем конце комнаты горел камин, облицованный майоликой; над каминной полкой висела большая черно-белая фотография в раме. Завороженная танцующими языками пламени, Пери подошла ближе. Оказалось, что на каждой плитке нанесено изображение – в основном это были мужчины, но встречались и женщины; все с печальными и строгими лицами, одетые в костюмы прошлых веков. Пери догадалась, что это пророки, апостолы и святые. На некоторых плитках можно было прочесть подписи: царь Соломон, святой Франциск, Авраам, Будда, святая Тереза, Рамананда… Одни держали сосуды с водой, другие делали записи на пергаменте, беседовали со своими учениками или молились в пустыне. Судя по всему, никакой системы в расстановке определенных плиток не задумывалось. Странно было видеть их рядом друг с другом, как будто кто-то вдруг решил собрать всех святых на один пир. Проще было представить каждого из них в отдельности, но только не вместе. Пери поискала глазами пророка Мухаммеда. Да, он тоже был здесь – на белом коне, возносящем его на небеса. Лицо скрыто, голова в обрамлении яркого пламени – так его когда-то изображали на персидских и турецких миниатюрах. Была здесь и Дева Мария с Младенцем Христом на руках, в окружении крылатых ангелов. Неподалеку от нее пророк Моисей указывал на росший из земли прут, половина которого превратилась в змею.