Три дня без Веры - [13]

Дверь в гостиную была открыта, и, когда баба Зина зажгла свет, Вера увидела уютную комнату с надраенным паркетом и белым тюлем на окне, старинный резной буфет, раскладной диван, покрытый пестрым ковром, высокий торшер с желтым абажуром и телевизор на ножках. Паркет сиял, а в вымытых стеклах буфета отражалась люстра с тремя прозрачными плафонами, на дне которых не оказалось, как это обычно бывает, толстого слоя пыли. Судя по всему, уборка проводилась тут ежедневно — иначе непонятно, как, имея трех собак и кота, можно поддерживать в доме такую чистоту. В остальном это была обыкновенная квартира, где живет одинокая пожилая женщина, но старая мебель выглядела нарядно, и во всем был порядок. Баба Зина, которая стояла посреди прихожей в своем экзотическом наряде, выглядела в этой обстановке странно — в лучшем случае ее можно было принять за домработницу. Однако если просишь милостыню, то и выглядеть нужно соответственно.

Зная, какой зверинец содержит баба Зина, было нетрудно догадаться, как она оказалась на паперти. Трех собак на одну пенсию не прокормишь, а они вон какие огромные, если, конечно, не считать Тишку, но он породистый, так что его тоже чем попало кормить нельзя. Кот, три собаки, баба Зина, которая днем просит милостыню, а вечером возвращается в свою уютную, чистую квартиру, Шурка, которая, по словам бабы Зины, «пьет хуже любого мужика», но при этом выглядит как супермодель и пользуется дорогой косметикой, — все это было странно и на время могло примирить с действительностью. Выходит, все не так плохо и можно жить как живешь, а кривая всегда вывезет. Но, подумав так, Вера вспомнила слова бабы Зины: «Ты на нее не смотри: у нее своя жизнь, у тебя — своя». Недолго Шурка будет такой, если вовремя не остановится, а остановиться она не может, потому что, когда протрезвеет, ей тошно и жить не хочется.

— Надо с гавриками выйти, — сказала Шурка. — Пойду.

— Одна не ходи, — остановила ее баба Зина. Вера всегда мечтала иметь собаку и часто представляла, как будет гулять с ней во дворе, — теперь судьба наконец предоставила ей эту возможность, и она, — разумеется, была страшно рада. Ведь родители, если она к ним вернется, никогда не разрешат ей иметь собаку и другого такого случая не представится.

— Вдвоем идите, — закончила баба Зина, — поздно.

— Ура! — Шурка попыталась улыбнуться, но улыбка вышла жалкая, беспомощная. — Идем вдвоем.

— Голова раскалывается, — сказала Шурка, когда в сопровождении Тяпы, Полкана и Тишки они вышли из подъезда. — Давай сядем.

Они сели на лавку у подъезда.

— Ты куришь? — Шурка достала из кармана пачку сигарет.

— Нет, — честно сказала Вера. — У меня астма. Шурка закурила, наугад чиркнув спичкой, — пламя на мгновение выхватило из темноты ее худое лицо и тут же погасло, уступив холодной ноябрьской ночи усталую Шурку, трех собак, Веру и всех на свете.

— А собаки не потеряются? — спросила Вера, выглядывая в темноте Тяпу, Полкана и Тишку, которые, как стадо, разбрелись по двору.

— Они умные — погуляют и придут. Выходит, ты не куришь?

— Нет.

— А пить можно?

— Можно, но, если честно, Я не пью.

— Это хорошо, — сказала Шурка. — Правильно делаешь. А я пью. Но я брошу. Хочешь, поспорим?

— Зачем? — удивилась Вера. — Если ты решила, значит, бросишь. А когда даешь обещания, это только тебя связывает — И тогда из принципа делаешь наоборот, просто так, назло, чтобы ни от кого не зависеть. Ты должна сама бросить.

— Это правда, — согласилась Шурка. — У меня брат есть сводный, по отцу, от первого брака. Он меня заставил к наркологу пойти в платную клинику — целую кучу денег отвалил. Просто взял за руку и отвел — насильно.

— И как? Помогло?

Шурка пожала плечами.

— Пока не знаю. Там один Дядька был, психолог, толстый такой. Я ему рассказала что и как, он говорит, если утром пива хочется — это алкоголизм, но главное, говорит, психологическая зависимость.

— И что?

— Советы разные давал: мол, нужно себя занять, двигаться надо больше и все в этом духе. Он сказал, что я могу сама бросить, без его помощи, — просто нужно захотеть.

Шурка бросила в урну сигарету; но промахнулась — искры, как бусины, рассыпались по земле и погасли.

— Если пива хочется — это ерунда, — сказала Шурка. — Просто наступает момент, когда без этого становится скучно — и тогда конец. Но я брошу. Выберу момент — и брошу. Надоело.

— А твой брат, — спросила Вера, — он старше?

Она всегда мечтала иметь старшего брата. Или сестру.

— На год. Мы в прошлом году познакомились, а до этого я о нем только понаслышке знала. У него, вообще-то, с деньгами тоже не очень, так что с доктором неудобно вышло.

— Он же сам предложил.

— Это правда. Он в институте учится, а по выходным подрабатывает, но, когда надо, выручает.

Они помолчали.

— А ты что делаешь? — спросила Шурка.

— Пока ничего — школу заканчиваю.

— А потом?

— Не знаю, в институт, наверное, в иняз — я в английской школе учусь. А ты?

— Я тоже думала в институт. И отец хочет. Баба Зина говорит, я не поступлю. Вообще-то она права: надо готовиться, иначе я экзамены не сдам. Особенно английский — у меня с этим плохо. А ты молодец.

— Если хочешь, — предложила Вера, — я могу с тобой позаниматься — у меня опыт есть: я с одной девочкой занималась, соседкой, к выпускному экзамену ее готовила.