Три девицы под окном - [16]

– Ты девчонку-то нам с панталыку не сбивай! – ахнула бабушка. – Она же такая впечатлительная…

Мама удовлетворённо кивнула:

– Что ж, это будет хорошо, просто прекрасно, если моя дочь перестанет питаться гниющими телами загубленных зверюшек.

– Побойся бога, Полюшка! Приезжаешь раз в году, забиваешь дочке голову всякими глупостями, и потом поминай, как тебя звали – а нам с отцом эту кашу самим расхлёбывать! – запричитала бабушка.

В этот момент побагровевший дед, доселе внимательно прислушивающийся к диалогу, вдруг шарахнул по столу кулаком. Да так шибко, что задребезжали тарелки!

Все вздрогнули от неожиданности.

– Молчать!.. – выдохнул старик, тяжело дыша. – Молчать, Полька. Да кто ты такая, чтобы разевать свой поганый рот? Чего о себе возомнила? «Мертвечина»… «Трупы»… И как только у тебя язык повернулся обозвать родителей убийцами! И что ты, сопля, знаешь о настоящем голоде? О смерти? Как ты смеешь рассуждать, кто святой, а кто грешник?

Полина заметно струхнула.

– Я же никого не обвиняю, пап… – пробормотала она в замешательстве. – Просто… поделилась своим новым опытом. Опытом просветления, – и тут же совершила непростительную оплошность, добавив вполголоса:

– А если правда глаза колет – так это уже не моя вина…

– Правда? – рявкнул дедушка, прекрасно всё расслышав. – Правда?! Вся правда в том, что ты с высоты своего «просветления», – он ехидно спародировал интонации дочери, – не видишь сути. Тебе просто нравится оскорблять людей. Нас с матерью оскорблять! Честных тружеников! Которые работали всю жизнь, с самого детства! Тебе ли, тунеядке, рассуждать о том, что такое хорошо, а что такое плохо? Поглядите-ка на неё – явилась в родительский дом и ещё нос от нашего хлеба-соли воротит, критикует, понимаешь!..

– Успокойся, Ваня, – проговорила бабушка умоляюще, а затем перевела глаза на Полину.

– А ты попросила бы у отца прощения, бесстыдница! До чего старого человека довела!

Полина стухла. Ей и самой совершенно расхотелось спорить: она поняла, что её родители – тёмные и отсталые люди, которым уже не помогут никакие беседы о всеобщем мировом благе и гармонии.

– Как скажете, – кивнула она покладисто. – Прости, папа.

Поскольку в комнате всё ещё царило неловкое тягостное молчание, она миролюбиво добавила, пытаясь разрядить обстановку:

– Может, пора за стол?

– И правда, давайте садиться! – спохватилась бабушка. – Уже одиннадцать часов, надо успеть старый год проводить.

Во время праздничного ужина напряжение потихоньку спало.

Полина деликатно ковыряла вилочкой винегрет и безостановочно таскала из банки маринованные грибы («Ммм, мамуля, как я скучаю по твоим грибочкам – словами не передать!»). Рита не отлипала от матери – придвинула свой стул вплотную, прижалась боком, тайком нюхала её душистые волосы и постоянно прикасалась к маминому плечу рукой, словно проверяя – здесь ли? настоящая ли? не мираж ли?

– Ты же останешься ночевать? – умоляюще спрашивала девочка. – Честно-честно останешься? Не уйдёшь? Я могу лечь на раскладушке, а ты – на моей кровати… Тебе будет удобно, правда!

– Останусь, останусь, – беззаботно смеялась мать, взъерошивая Ритины волосы ладонью. Она каждый год это обещала.

Долго и пространно вещал с экрана телевизора Горбачёв, поздравляя «дорогих товарищей» с Новым годом.

– Балабол, – презрительно кривил губы дедушка, внимательно прислушивающийся к речи генсека. – Сто слов, и из них только одно – по делу.

Затем, наконец, начинали бить куранты. Дедушка с бабушкой чокались рюмочками с домашней наливкой, мама неторопливо тянула шампанское, а Рите наливали лимонад «Буратино», который приятно пощипывал в носу и в горле.

– Пей маленькими глоточками, – не забывала предостеречь бабушка, – а то простудишься.

Затем Риту отправляли спать. Девочка не хотела уходить из-за стола, упрямилась и капризничала. Ей казалось, что стоит только покинуть общее застолье – и мама сразу же исчезнет, испарится, сбежит, как Золушка с бала. Полина смеялась и успокаивала, что никуда не денется, но Рита уже готова была зареветь, как младенец. В конце концов, мать шла в спальню вместе с дочкой, чтобы посидеть с ней перед сном.

Рита держала маму за руку и не давала уйти, пока не засыпала – только так её покидало чувство тревоги.

– Мы поедем с тобой завтра кататься на лыжах? – спрашивала она сонным голосом.

– Ну конечно… – кивала мама. Девочка вздыхала с блаженным чувством облегчения и закрывала глаза, но тут же озабоченно распахивала их снова:

– А может, лучше на каток в парк Горького?

– Можно и на каток, – покладисто соглашалась мама.

Рита проваливалась в сон абсолютно счастливой.

Утром она подскакивала на постели, словно пружина, храня в себе воспоминания о вчерашнем счастье – и полная радужных предвкушений счастья сегодняшнего.

Знакомо бубнило на кухне радио и шумела вода в раковине, бабушка погромыхивала кастрюлями и сковородками, дедушка шуршал газетой, иногда вслух проговаривая особо заинтересовавшие его строчки, чтобы лучше осмыслить их… Всё это было знакомо, привычно как воздух, но… из квартиры начисто исчезали следы маминого присутствия – Рита понимала это в момент.

В одной ночнушке она неслась из спальни в большую комнату, не в силах поверить, что мама снова её так жестоко обманула. Они же собирались кататься на лыжах! И на коньках! И вообще, она обещала, что весь этот день проведёт с дочкой!..