Три часа между рейсами - [88]
— В нашем деле есть свои нюансы, — сказал Дик Дейл и обратился к чистильщику: — Смажь вон тем кремом!
— Нюансы?! — возвысил голос писатель. — Правильнее назвать это свинством! Вопреки голосу разума и своим замыслам я пишу буквально под вашу диктовку, а теперь меня увольняют под предлогом, что я, видите ли, с вами «не сработался»!
— Вполне вежливая формулировка, — сказал Дик Дейл. — Или вы хотите, чтобы я отправил вас в нокдаун?
Брансуик-Хадсон снял очки.
— А ну, попробуй! — предложил он. — Во мне сто шестьдесят два фунта и ни единой унции плоти… — На этом смелом утверждении он запнулся. — То есть ни единой унции жира.
— Да плевать я хотел на все ваши унции! — сказал Дик Дейл презрительно. — Не собираюсь я с вами боксировать — мне фильм делать надо. А вы отправляйтесь к себе на восток, сочиняйте новые книги и забудьте эту историю. — Он быстро взглянул на Пэта Хобби и улыбнулся: мол, уж он-то понимает такие вещи, как понял бы любой другой человек, кроме Э. Брансуик-Хадсона. — Мне и трех недель не хватит, чтобы объяснить вам, как делается кино.
Хадсон водрузил очки обратно на нос.
— Я напишу новую книгу, — пообещал он, — и сделаю вас посмешищем всей страны.
Засим он удалился — потерянный, подавленный и посрамленный. Спустя минуту Пэт вслух прокомментировал увиденное:
— У этих литераторов никогда не бывает толковых идей. Не припомню случая, чтобы кто-нибудь из них выдал что-нибудь стоящее, а я уже двадцать лет в этом бизнесе, на сценариях и рекламе.
— А сейчас вы в работе? — спросил Дейл.
Пэт слегка замешкался с ответом:
— Только что закончил проект.
Это «только что» было пять месяцев назад.
— Какие фильмы вы делали? — спросил Дэйл.
— Все и не упомнишь — я в титрах с двадцатого.
— Зайдем ко мне в офис, — предложил Дик Дейл. — Есть интересный разговор — теперь, когда этот ублюдок свалил обратно на свою новоанглийскую ферму. Не понимаю, зачем нужны эти новоанглийские фермы, когда на западе полно еще не освоенной земли?
Пэт бросил свой предпоследний десятицентовик чистильщику и слез со стула.
II
Теперь мы наблюдаем разговор по существу.
— Проблема в том, что этот композитор Реджинальд Де Ковен[165] — личность совершенно бесцветная, — говорил Дик Дейл. — Он не был глухим, как Бетховен, не работал поющим официантом, не сидел в тюрьме — словом, тут не за что зацепиться. Он только и делал, что сочинял музыку, а из всей его музыки широко известна только песенка «Обещай мне». Так что придется выстраивать сюжет вокруг этого — типа обещаний какой-нибудь его возлюбленной, которые в конце концов сбываются.
— Мне нужно время, чтобы все это обдумать, — сказал Пэт. — Если Джек Бернерс даст мне эту работу…
— Он тебе ее даст, — заверил Дик Дейл. — С этого дня сценаристов для своей картины я выбираю сам. Сколько тебе обычно платят — полторы? — Он бросил взгляд на ботинки Пэта. — Семьсот пятьдесят?
Секунду-другую Пэт смотрел на него в растерянности, а потом выдал экспромтом один из своих лучших образчиков художественного вымысла за последнее десятилетие.
— Я закрутил роман с женой продюсера, — сказал он, — и боссы сговорились держать меня в черном теле. Так что сейчас я получаю только триста пятьдесят.
В определенном смысле эта работа оказалась самой легкой из всех, какие доводилось выполнять Пэту Хобби. Режиссер Дик Дейл принадлежал к особому типу людей, которых полвека назад можно было встретить в любом американском городке. Как правило, это был владелец фотоателье или небольшой механической мастерской, вечно затевавший какие-нибудь прожекты, зачастую выступавший лидером эксцентричных общественных движений и практически всегда стряпавший вирши для местечковой прессы. Все наиболее энергичные представители этого «чувственного типа» в период между 1910 и 1930 годом перебрались в Голливуд, где они могли реализовать свой потенциал полнее, чем в каком-либо ином месте или ином времени. В кои-то веки этим людям представилась возможность творить все, что вздумается, да еще и с немалым размахом. За те недели, что Пэт Хобби и Мейбл Хэтмен, секретарша мистера Дейла, трудились вместе с ним над сценарием, в последний не вошло ни единой сцены и ни единого слова, которые не были бы лично придуманы Диком Дейлом. Иногда Пэт осторожно выдвигал предложения из числа тех, что «всегда срабатывают».
— Секундочку! Секундочку! — прерывал его Дик Дейл, вскакивая с места и простирая руки в пустоту. — Кажется, я вижу собаку!
Они тотчас замирали в напряженных позах и сидели, безмолвные и недвижимые, пока он созерцал собаку.
— Две собаки! — говорил Дейл.
И вторая собака занимала место рядом с первой в послушных видениях его сотрудников.
— Сначала в кадре появляется одна собака на поводке, затем камера отъезжает, и мы видим вторую собаку, тоже на поводке, — они рычат и готовы сцепиться. Камера продолжает удаляться, и мы видим, что поводки привязаны к столикам кафе. Собаки бросаются навстречу друг другу, и столы опрокидываются. Вы это видите?
В следующий раз он ни с того ни с сего заявлял:
— Кажется, я вижу Де Ковена учеником штукатура.
— Да, — отвечали они, на сей раз с некоторой надеждой.
— Он приезжает в Санта-Аниту и штукатурит стены ипподрома, напевая в процессе работы. Запиши это, Мейбл.
«Ночь нежна» — удивительно красивый, тонкий и талантливый роман классика американской литературы Фрэнсиса Скотта Фицджеральда.
Роман «Великий Гэтсби» был опубликован в апреле 1925 г. Определенное влияние на развитие замысла оказало получившее в 1923 г. широкую огласку дело Фуллера — Макги. Крупный биржевой маклер из Нью — Йорка Э. Фуллер — по случайному совпадению неподалеку от его виллы на Лонг — Айленде Фицджеральд жил летом 1922 г. — объявил о банкротстве фирмы; следствие показало незаконность действий ее руководства (рискованные операции со средствами акционеров); выявилась связь Фуллера с преступным миром, хотя суд не собрал достаточно улик против причастного к его махинациям известного спекулянта А.
«Субботним вечером, если взглянуть с площадки для гольфа, окна загородного клуба в сгустившихся сумерках покажутся желтыми далями над кромешно-черным взволнованным океаном. Волнами этого, фигурально выражаясь, океана будут головы любопытствующих кэдди, кое-кого из наиболее пронырливых шоферов, глухой сестры клубного тренера; порою плещутся тут и отколовшиеся робкие волны, которым – пожелай они того – ничто не мешает вкатиться внутрь. Это галерка…».
Первый, носящий автобиографические черты роман великого Фицджеральда. Книга, ставшая манифестом для американской молодежи "джазовой эры". У этих юношей и девушек не осталось идеалов, они доверяют только самим себе. Они жадно хотят развлекаться, наслаждаться жизнью, хрупкость которой уже успели осознать. На первый взгляд героев Фицджеральда можно счесть пустыми и легкомысленными. Но, в сущности, судьба этих "бунтарей без причины", ищущих новых представлений о дружбе и отвергающих мещанство и ханжество "отцов", глубоко трагична.
«…Проходя по коридору, он услышал один скучающий женский голос в некогда шумной дамской комнате. Когда он повернул в сторону бара, оставшиеся 20 шагов до стойки он по старой привычке отмерил, глядя в зеленый ковер. И затем, нащупав ногами надежную опору внизу барной стойки, он поднял голову и оглядел зал. В углу он увидел только одну пару глаз, суетливо бегающих по газетным страницам. Чарли попросил позвать старшего бармена, Поля, в былые времена рыночного бума тот приезжал на работу в собственном автомобиле, собранном под заказ, но, скромняга, высаживался на углу здания.
Все не то, чем кажется, — и люди, и ситуации, и обстоятельства. Воображение творит причудливый мир, а суровая действительность беспощадно разбивает его в прах. В рассказах, что вошли в данный сборник, мистическое сплелось с реальным, а фантастическое — с земным. И вот уже читатель, повинуясь любопытству, следует за нитью тайны, чтобы найти разгадку. Следует сквозь увлекательные сюжеты, преисполненные фирменного остроумия Фрэнсиса Скотта Фицджеральда — писателя, слишком хорошо знавшего жизнь и людей, чтобы питать на их счет хоть какие-то иллюзии.
«В романах "Мистер Бантинг" (1940) и "Мистер Бантинг в дни войны" (1941), объединенных под общим названием "Мистер Бантинг в дни мира и войны", английский патриотизм воплощен в образе недалекого обывателя, чем затушевывается вопрос о целях и задачах Великобритании во 2-й мировой войне.»В книге представлено жизнеописание средней английской семьи в период незадолго до Второй мировой войны и в начале войны.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В очередной том собрания сочинений Джека Лондона вошли повести и рассказы. «Белый Клык» — одно из лучших в мировой литературе произведений о братьях наших меньших. Повесть «Путешествие на „Ослепительном“» имеет автобиографическую основу и дает представление об истоках формирования американского национального характера, так же как и цикл рассказов «Любовь к жизни».
Прошла почти четверть века с тех пор, как Абенхакан Эль Бохари, царь нилотов, погиб в центральной комнате своего необъяснимого дома-лабиринта. Несмотря на то, что обстоятельства его смерти были известны, логику событий полиция в свое время постичь не смогла…
Цирил Космач (1910–1980) — один из выдающихся прозаиков современной Югославии. Творчество писателя связано с судьбой его родины, Словении.Новеллы Ц. Космача написаны то с горечью, то с юмором, но всегда с любовью и с верой в творческое начало народа — неиссякаемый источник добра и красоты.
Вот уже тридцать лет Элис Манро называют лучшим в мире автором коротких рассказов, но к российскому читателю ее книги приходят только теперь, после того, как писательница получила Нобелевскую премию по литературе. Критика постоянно сравнивает Манро с Чеховым, и это сравнение не лишено оснований: подобно русскому писателю, она умеет рассказать историю так, что читатели, даже принадлежащие к совсем другой культуре, узнают в героях самих себя. В своем новейшем сборнике «Дороже самой жизни» Манро опять вдыхает в героев настоящую жизнь со всеми ее изъянами и нюансами.
Впервые на русском языке его поздний роман «Сентябрьские розы», который ни в чем не уступает полюбившимся русскому читателю книгам Моруа «Письма к незнакомке» и «Превратности судьбы». Автор вновь исследует тончайшие проявления человеческих страстей. Герой романа – знаменитый писатель Гийом Фонтен, чьими книгами зачитывается Франция. В его жизни, прекрасно отлаженной заботливой женой, все идет своим чередом. Ему недостает лишь чуда – чуда любви, благодаря которой осень жизни вновь становится весной.
Трумен Капоте, автор таких бестселлеров, как «Завтрак у Тиффани» (повесть, прославленная в 1961 году экранизацией с Одри Хепберн в главной роли), «Голоса травы», «Другие голоса, другие комнаты», «Призраки в солнечном свете» и прочих, входит в число крупнейших американских прозаиков XX века. Самым значительным произведением Капоте многие считают роман «Хладнокровное убийство», основанный на истории реального преступления и раскрывающий природу насилия как сложного социального и психологического феномена.
Роман «Школа для дураков» – одно из самых значительных явлений русской литературы конца ХХ века. По определению самого автора, это книга «об утонченном и странном мальчике, страдающем раздвоением личности… который не может примириться с окружающей действительностью» и который, приобщаясь к миру взрослых, открывает присутствие в мире любви и смерти. По-прежнему остаются актуальными слова первого издателя романа Карла Проффера: «Ничего подобного нет ни в современной русской литературе, ни в русской литературе вообще».