Три часа между рейсами - [87]

— Я не забиваю голову такими мелочами, старик.

— Потом ты позвонил ему и сказал, что у них нет формы твоего размера, а Коркер велел тебе заткнуться и надевать то, что дают. Ты появился на площадке жутко раздраженный, потому что форма сидела на тебе, как на огородном пугале.

Македон широко улыбнулся.

— У тебя просто феноменальная память, — сказал он. — А ты уверен, что речь идет о том самом фильме — и том самом актере?

— Еще бы я не был уверен! — решительно заявил Пэт. — Помню все, как сейчас. Только Коркер не дал тебе времени пожаловаться на форму, потому что у него было другое на уме. Он знал, что правдоподобной игры от тебя не дождешься — в этом плане ты наихудший актер во всем Голливуде, — и потому придумал ловкий ход, чтобы еще до полудня снять ключевую сцену фильма с твоим участием, но без твоего ведома. Он подвел тебя к краю воронки и вдруг дал тычка, так что ты съехал туда на заднице, а потом скомандовал: «Мотор!»

— Вранье, — сказал Фил Македон. — Я сам спустился в воронку.

— Тогда почему ты сразу же завопил благим матом? — поинтересовался Пэт. — До сих пор твой крик в ушах стоит: «Какого дьявола! Что за идиотские шутки! Сейчас же достаньте меня отсюда, или я откажусь играть в этом фильме!» Ты ругался и орал как бесноватый, пытаясь выкарабкаться из ямы, но всякий раз почти на самом верху срывался и сползал обратно, при этом корча такие зверские рожи — упаси господь! Потом ты начал рыдать — и все это время четыре камеры непрерывно вели съемку. Где-то минут через двадцать ты сдался и просто лежал на дне воронки, пыхтя и отдуваясь. Билл отснял сотню футов пленки и только после этого разрешил двум рабочим вытащить тебя из ямы…

В этот момент к участку подъехал автомобиль капитана полиции. Вскоре и сам он появился в дверном проеме на фоне светлеющего утреннего неба:

— Что тут у вас, сержант? Пьянчугу задержали?

Сержант Гаспар подошел к «обезьяннику», отомкнул замок и жестом предложил Пэту выйти. Пэт заморгал на свет, а затем повернулся к Филу Македону и погрозил ему пальцем.

— Теперь убедился, что я и вправду тебя знаю? — сказал он. — Билл Коркер смонтировал отснятый материал и присобачил к нему титры, изобразив тебя бесстрашным солдатом, который только что потерял лучшего друга и хочет вылезти из воронки, чтобы отомстить врагам за его смерть, но вокруг продолжают рваться снаряды, и взрывы снова и снова сбрасывают тебя вниз.

— Что он такое несет? — спросил капитан.

— Я всего-навсего пытаюсь доказать, что давно знаком с этим типом, — заявил Пэт. — Билл считал самым эффектным моментом во всей картине тот, когда ты вопил из ямы: «Я уже сломал один ноготь, помогите!» А в титрах появилось: «Я отправлю в ад кучу фрицев чистить твои ботинки!»

— Здесь у вас написано: «Авария и пьяная потасовка», — сказал капитан, сверившись с журналом. — Отвезем их в больницу и протестируем на алкоголь.

— Секундочку, — сказал актер с профессиональной улыбкой. — Меня зовут Фил Македон.

Капитан был очень молод для своей должности, заполучив ее по протекции. Он смутно помнил имя и лицо, но был не слишком впечатлен — в Голливуде полным-полно всяких «бывших».

Все четверо направились к стоявшему у входа полицейскому фургону.

…По результатам теста Македон был задержан в участке до внесения залога его друзьями, а Пэта Хобби отпустили на все четыре стороны, однако его машина после аварии была не на ходу, и сержант Гаспар вызвался отвезти его домой.

— Где вы живете? — спросил он, трогаясь с места.

— Сегодня — нигде, — сказал Пэт. — Потому и раскатывал ночью по городу. Когда проснется один мой приятель, я одолжу у него пару баксов и сниму номер в отеле.

— Зачем ждать? — сказал сержант Гаспар. — У меня как раз лежит без дела пара баксов.

Проезжая мимо величественных особняков Беверли-Хиллз, Пэт приветственно помахал им рукой.

— А ведь когда-то, — сказал он, — я мог запросто входить в эти самые дома в любое время суток, даже воскресным утром…

— Скажите, это правда — то, что вы рассказывали в участке? — спросил Гаспар. — Как его спихнули в яму, ну и так далее.

— Чистая правда, — сказал Пэт. — Зря он задавался и воротил от меня нос. По сути, он такой же обломок прошлого, как и я.

Не вырубишь топором [164]

I

Смуглый мужчина с шустрыми глазами — двигавшимися так, словно они были закреплены внутри его головы на резинках, — откликался на обращение «Дик Дейл». Его очкастый долговязый собеседник, похожий на верблюда без горба — хотя горб смотрелся бы здесь вполне гармонично, — звался Э. Брансуик-Хадсоном. Местом действия был помост для чистки обуви — несущественный винтик в гигантском механизме киностудии. Эту сценку мы наблюдаем вечно красными глазами Пэта Хобби, который занимал стул по соседству с режиссером Дейлом.

Помост располагался под открытым небом, напротив входа в студийную столовую. Голос Брансуик-Хадсона дрожал от гнева, однако разговор он вел на полутонах, стараясь не привлекать внимания проходящих.

— Я вообще не понимаю, что такой серьезный писатель, как я, делает в таком месте! — сказал он желчно.

Пэт Хобби, будучи ветераном кинобизнеса, мог бы ответить на этот вопрос, однако он не был знаком с участниками диалога.