Три брата - [26]

– Разумеется. Да если бы только голод… – сказал Давид. – Вот у нас свыше двухсот рабочих жили в хозяйских казармах. В первый же день забастовки их выбросили на улицу с женами, с детьми и со всем скарбом.

Тут уж и Бер, не принимавший до сих пор участия в разговоре, не вытерпел и крикнул, потрясая кулаками:

– Разбойники! Душегубы! Бога не боятся! Людей на улицу выбрасывают, да еще с детишками! А ты бы им сказал, чтобы они приехали к нам в Садаево. Мы бы их как-нибудь по хатам разместили, на улице не оставили бы. Вот разбойники! Вот душегубы! И маленьких детей не пожалели! Как только господь бог это терпит и не наказывает их за такие злодеяния!

– Не беспокойтесь, реб Бер, – проникновенно глядя па него, сказал Давид, – на улице никто не валяется, всех приютили у себя другие рабочие – те, у кого есть собственные домишки или кто снимает квартиру у домохозяев. А вот насчет пропитания у нас и вправду совсем не весело.

– Так, может, нам бы помочь им чем-нибудь? – отозвался Гдалья. – При всей нашей бедности каждый мог бы оторвать что-нибудь от себя и послать голодным рабочим. Кто немного муки, кто мешок картошки, кто десяток яиц, кто немножко творожку, а кто и фунт масла. Я думаю, что каждый из нас готов будет поделиться последним куском хлеба. Да и сам я, хоть тяжело мне теперь без лошадки, полпуда муки дам…

– И я! И я! – послышались голоса.

– Фрейда! – обратился Рахмиэл к жене. – Сколько там у нас яиц? Все отошли бастующим рабочим. Послал бы я им и муки, да у самих у нас пусто, ни зернышка не осталось.

– Стало быть, вы меня поняли! Для этого, можно сказать, я и приехал сюда, – взволнованно сказал Давид. – Я очень рад, что все, о чем я вам рассказывал, вы приняли близко к сердцу. Радостно и то, что вы не только поняли, но сделаете все возможное, чтобы помочь рабочим. Иначе и быть не может, ибо рабочие борются не только за свои интересы, но и за интересы тружеников деревни. Вы думаете, я один хлопочу за забастовщиков? Многие рабочие разъехались по своим родным деревням, чтобы собрать среди своих односельчан что-нибудь в помощь бастующим. Только один уговор, дорогие земляки, язычок на замок. Молчок! Понятно? Никто не должен знать, о чем мы тут толкуем.

– Это понятно, – отозвался рыжебородый. – Но как же мы можем, скажем, прийти к человеку за мукой или за картошкой и не сказать ему, что нам надо?

– Хороший ты человек, Борух, и имя у тебя благословенное7, и задал ты толковый вопрос, – похвалил его Михель Махлин.

– Борух правильно говорит, – сказал Давид. – Я не совсем четко разъяснил вам, как надо действовать. Когда приходишь к человеку и просишь у него помощи, надо ему, конечно, рассказать, кому и для чего нужна эта помощь. Не надо только трезвонить по Садаеву, для какой цели собирается эта помощь и что я для этого специально приехал сюда, ибо все может дойти до шульца, и все наши дела пойдут насмарку, да еще, чего доброго, арестуют меня.

– Будем действовать осторожно, – обещал Михель. – Конечно, надо держать язык за зубами. Кой-кому можно сказать, что хотим помочь беднякам, больным или пострадавшим от пожара. Имена можно придумать. Для кого и для чего мы собираем продукты, должны знать только те, кто собрался здесь. Только мы должны знать, зачем приехал сюда Давид.

– Ты прав, Михель, – оживился Гдалья. – Что-нибудь придумаем, как объяснить сборы пожертвований. Мне кажется, можно будет привлечь и богатеев к этому делу. Посудите сами, что мы можем собрать среди наших бедняков, когда у них самих ничего нет. А вот Юдель Пейтрах, если попросить его помочь человеку в беде, может дать столько, сколько все бедняки вместе.

– Юдель поможет тебе… Держи карман пошире! – раздался насмешливый голос.

– Конечно, поможет! – совершенно серьезно сказал Михель. – Пудов пять даст, если будет знать, что обратно получит шесть!

– Да ну их к лешему, богатеев с их милостями! – воскликнул Давид. – Нам бедняцкая копейка дороже их рубля, потому что она от своего брата хлебороба. Главное – собрать продукты побыстрее и тут же доставить их в город. Подводы, надеюсь, найдем?

– Найдем! Обязательно найдем! – отозвался Михель. – Кто откажется дать свою лошадь на такое дело? Я думаю, что нам, бедным хлеборобам, эти рабочие забастовки тоже могут быть на пользу. Если рабочий люд крепко нажмет на своих хозяев, то и у наших богатеев пузо затрясется. Помните, как было в девятьсот пятом году? Здорово их тогда потрепали. Присмирели, хвосты поджали…

– Да что тут долго толковать? – сказал Рахмиэл. – Пойдем по домам и всякому, кто отзовется на наше святое дело, надо будет сказать: «Несите, ну, скажем, хотя бы к нам, к Беру Донде, или к кому-нибудь другому».

– Самое подходящее место у вас, – сказал Гдалья.

– Тогда мы с Фрейдой останемся здесь и будем принимать продукты, – предложил Бер.

Первым поднялся с места Борух Зюзин, за ним Гдалья Рейчук, Михель Махлин и остальные гости.

– В добрый путь! – напутствовал их Бер, подняв руки, словно для благословения. – Да пошлет вам господь Удачу!

– Аминь! – послышалось в ответ.

На следующий день с раннего утра в хату Бера Донды потянулись мужчины и женщины, старики и молодые. Они несли кульки, узелки с мукой, с картофелем, с фасолью, с пшеном и яйцами. К полудню весь стол был уставлен пожертвованиями хлеборобов Садаева.