Тревожные облака - [3]
– На нервах играешь! На всех наплевать, да? Пусть хоть десятерых шлепнут, только бы тебе покрасоваться.
Скачко не стал вырываться: порыв прошел, и теперь он с испугом и удивлением смотрел на колючую проволоку.
– Жариков, Жариков!… – проговорил он, опускаясь на корточки рядом с Соколовским. – Угораздило тебя, папаня.
Матрос называл его «сынком». При первом же знакомстве он заметил вытатуированный на правой руке Миши якорь и посоветовал ему держаться осторожнее:
– Ты руками не шибко помахивай: присчитают к флоту, тогда все, конец, суши весла, – сказал он не без гордости. – У них приказ номер один – коммунистов и матросов – налево.
– А как же ты? – удивился Скачко.
Жариков и сам недоумевал: немцы знали, что он матрос. Он не скрывал этого, да и как скроешь, если старенькая, обвислая тельняшка не закрывала синевато-сизого, небрежно наколотого фрегата, который несся к левому плечу, распустив поросшие седым волосом паруса! Жить, конечно, хочется, и ладно, что все так, но была и какая-то тревожная, досаждающая нескладица в том, что ты вот матрос, а немцы щадят тебя. Жариков обычно шагал в колонне, вызывающе распахнув бушлат.
– Тебя-то не тронули, – повторил Скачко.
– Хрен их знает! – Жариков виновато пожал плечами. – Психи они, не видишь, что ли?! А ты меня слушай, лучше поберегись. Они конопатых комсомольцев не любят, бьют и на развод не оставляют…
Матрос погиб три дня назад. Теперь настал их черед.
Трое у барака молчали. Мысль о матросе уже отлетела. Он был в прошлом, жил где-то в памяти, почти бестревожно, будто не дни прошли, а годы, – большой, рукастый, с неспокойными глазами, враз наливавшимися кровью.
– Зачем они тебя припутали? – спросил вдруг Соколовский Дугина. – Ты ведь не очень любил его.
Русые волосы Дугина, стриженные несколько месяцев назад, отросли одичало; грязные, жесткие, они нависали над лицом, как старая стреха над деревенской хатой. А лицо было тонкое и нервное: настойчивый, требовательный взгляд серых глаз, прямой, с подвижными крыльями ноздрей нос и четко очерченный рот, словно обведенный упругой кромкой. Он ответил не сразу, словно проверяя себя:
– Разве надо всех любить? Сердца не хватит.
Из-за угла барака выскочил Штейнмардер. Он с маху огрел кулаком Соколовского, затем Скачко, который хотел было подняться на ноги, но от удара повалился на бок.
– В барак! – приказал на ходу Штейнмардер.
Барак разгорожен дощатой стеной с дверью, соединявшей обе половины.
– Я уважал его не меньше, чем другие, – продолжал Дугин, сев на нары. Вопрос Соколовского задел его. – А любви не было, никак не было. Я и не старался – необязательно. Может, на воле пришлись бы друг другу по душе, а может, и нет, не знаю. У меня с бодрячками никогда не ладилось. А этого, – он кивнул на открытую дверь барака, – я ему не прощаю. Не потому, что мне из-за него умирать…
– Ты прости, – попросил Скачко. – Ты все-таки прости.
– Слушай, Иван, – Дугин повернул к растянувшемуся на нарах Соколовскому напряженное лицо, – я о прошлом не жалею. Обидно вот так пропадать, а что сделаешь! Ничего ведь не успел: жениться и то не успел. – Он ненадолго умолк. – Повоевали мы с тобой мало, так мало, что сердце от злости заходится. Теперь конец.
– На войне, что ли, не умирают! – принужденно усмехнулся Скачко.
– На фронте я бы не умер! – сказал Дугин. – Никому не докажешь, а вот знаю: жил бы и жил, вредным был бы для немцев.
Скачко не спорил. Конечно, фронт – это жизнь, жизнь среди своих, дыхание во всю грудь. Умирают и там, но думать об этом незачем.
– Не жалею о прошлом, – настойчиво повторил Дугин. – Вот так жил! – Он шумно вдохнул струившийся в барак весенний воздух. – Вот так и еще лучше! Но почему нас так скрутило, Иван, что за чертовщина? – Выражение его лица изменилось, на него лег отпечаток не обиды и не растерянности даже, а душевной муки. – Какие люди прошли через один наш лагерь! Что им храбрости не хватало, что ли? И сила есть, и храбрость, а фронт где? Где он теперь? Лег бы на землю и слушал…
– Как же, услышишь, – заметил Скачко. – Ухо не возьмет, тут, Коля, сейсмограф нужен.
– Все вернется, – сказал Соколовский. – Ты соберись с духом. Не мы, так другие погонят их, хребет сломают. Это только начать надо, дожить до такого дня.
К лагерю подъехала машина. За приземистыми постройками послышалось привычное: «Achtung! Achtung!»[2]. Заскрежетали ворота на кованых петлях, и машина въехала на территорию лагеря. В барак донеслись слова команд; все было так знакомо, что не стоило и вслушиваться. Топот ног, затихающий в разных направлениях, будто играют в прятки. Недолгий говорок мотора – водителю приказали убрать машину в сторону. Гортанные крики.
Сегодня ничто не имело отношения к их судьбе, кроме твердого, как плаха, «лобного места», черных автоматов и солнца, которому в час расстрела останется три-четыре метра до линии горизонта.
В барак, запыхавшись, вбежал Штейнмардер. Его красноватое лицо оставалось невозмутимым, но он тяжело и недобро дышал.
– Aufstehen![3] – прикрикнул он.
Приказано срочно всех троих к комендатуре. И без этих вонючих лохмотьев, лучше пусть остаются в подштанниках.
«Три тополя» — книга известного прозаика Александра Михайловича Борщаговского рассказывает о сложных судьбах прекрасных и разных людей, рожденных в самом центре России — на земле Рязанской, чья жизнь так непосредственно связана с Окой. Река эта. неповторимая красота ее и прелесть, стала связующим стержнем жизни героев и центральным образом книги. Герои привлекают трогательностью и глубиной чувства, чистотой души и неординарностью поступков, нежностью к родной, любимой природе, к детям, ко всему живому.
Главная тема книги — попытка на основе документов реконструировать трагический период нашей истории, который в конце сороковых годов именовался «борьбой с буржуазным космополитизмом».Множество фактов истории и литературной жизни нашей страны раскрываются перед читателями: убийство Михоэлса и обстоятельства вокруг него, судьба журнала «Литературный критик», разгон партийной организации Московского отделения СП РСФСР после встреч Хрущева с интеллигенцией…
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Открытые в архивах КГБ после полувека секретности тома знаменитого следственного дела Еврейского антифашистского комитета позволили А. Борщаговскому — известному писателю, автору нашумевших «Записок баловня судьбы», романа «Русский флаг», сценариев фильмов «Три тополя на Плющихе», «Дамский портной» и многих других произведений — создать уникальную во многих отношениях книгу. Он лично знал многих из героев повествования «Обвиняется кровь»: их творчество, образ мыслей, человеческие привычки — и это придает его рассказу своеобразный «эффект присутствия».
Исторический роман Александра Борщаговского рассказывает о жизни и деятельности Ивана Васильевича Турчанинова, более известного в истории под именем Джона Турчина.Особенно популярно это имя было в США в годы войны Севера и Юга. Историки называли Турчина «русским генералом Линкольна», о нем немало было написано и у нас, и в США, однако со столь широким и полным художественным полотном, посвященным этому выдающемуся человеку, читатель встретится впервые.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Отказавшись от мистицизма окружающего японское искусство каратэ-до Кеиджи Томияма предпочитает логический подход к теории пути к совершенству, в тоже время показывая совместимость с сегодняшним днем концепции наиболее почитаемых мастеров каратэ. В этой книге Кеиджи Томияма объясняет основные вопросы философии и теории Шито-рю каратэ-до, которые применимы и в других системах, а также основы традиционных боевых искусств, подробные детали правильной техники. Эта книга подходит для учеников всех стилей и способностей на любой стадии овладения каратэ.
По версии известных журналов, Рууд Гуллит входит в число 50 лучших игроков за всю историю футбола. В этой книге он рассказывает о значимых событиях своей карьеры как игрока и тренера и анализирует игру современных клубов и национальных сборных. Он делится своим видением футбола, сформировавшимся на основе его богатого опыта. Прочитав книгу, вы научитесь следить за игрой, а не за мячиком, «считывать» задумки тренера и безошибочно определять ключевые моменты матча, повлиявшие на его исход.Для футболистов, тренеров, болельщиков, комментаторов — всех, кто «болен» футболом и не представляет без него своей жизни.
К вашему вниманию – книга о настоящих игроках и беззаветно преданных фанатах футбола, искренне любящих эту игру. Именно в таких школах, как столичное «Чертаново», готовятся будущие звездочки отечественного чемпионата, а возможно, и ведущих европейских. Ведь играют наши соотечественники (и неплохо) в западных лигах!В этой книге представлены рассказы о судьбах не только известных всей стране футболистов, но и совсем юных спортсменов, только собирающихся покорить футбольные высоты. О дружном профессиональном коллективе тренеров «Чертаново», где давно и с любовью готовят кадры для спортивной России.
Один из самых любимых и популярных в России видов спорта – футбол. Причем на пике популярности он был всегда – как во времена СССР, так и в нынешнее время. Кумиров отечественного футбола буквально носили на руках: их чествовали первые лица государства, они были почетными гостями на многих кремлевских мероприятиях, а простые граждане буквально не давали им прохода на улице, выпрашивая автограф. В этой книге впервые собраны биографии и наиболее яркие факты из жизни самых выдающихся футболистов и тренеров России, которые и по сей день остаются непревзойденными авторитетами для миллионов болельщиков и поклонников спорта.
Летопись столичного футбола хранит немало замечательных имен. В их числе такие, как братья Сысоевы, Чесноковы, Канунниковы, Старостины. За этими именами — удивительные судьбы, романтика незабываемых спортивных баталий, упоительных побед. Обо всем этом увлекательно рассказывает настоящая книга, написанная известным спортивным журналистом.