Тревожные галсы - [11]

— Беда, товарищ старший лейтенант, — и он кивнул на радиоприемник. — Лампу менял, задел проводок, ну и короткое замыкание. Сгорело сопротивление входного контура. Я уже заменил его, осталось проверить...

«Вот не пущу на берег к жене, тогда поймешь, как надо с техникой обращаться», — мысленно сказал он матросу. А вслух спросил:

— Что, Надя все еще на «Горбуше»?

Гончар зарделся:

— А то где же? Нравится ей там...

— Может, мне пойти к Серову?

Матрос дужкой свел лохматые брови, а в карах глазах вспыхнули сердитые искорки.

— Не надо... Я не люблю, когда за меня просят. И она тоже... — Он по-доброму взглянул Грачеву в лицо. — Надя очень обидчивая.

«Как хочешь, я же вижу — страдаешь ты, когда судно на промысле. Тяжко, когда ты дома один...»

Петр потянулся к щитку и включил рубильник. Вспыхнул зеленый глазок, и в наушниках послышалась музыка. Чей-то грустный голос напевал «Рябину». Петр чуть изменил настройку, и, будто каскадами водопада, зазвенела песня: «Я на подвиг тебя провожала, над страною гремела гроза...»

— Песенка Дженни из кинофильма «Остров сокровищ», — робко заметил Гончар.

Радиоприемник работал хорошо, Грачев, выключив его, предупредил матроса впредь быть внимательным.

— Если подобное еще случится, я накажу вас. Ясно?

— Понял, товарищ старший лейтенант...

Петр вошел в свою каюту, снял шинель. Все, теперь можно и отдохнуть. Он умылся, вытер ворсистым полотенцем лицо и заглянул в зеркало, висевшее на стене рядом со шкафом. Лицо серо-землистое, усталое, будто сутки не спал, в темно-голубых глазах тоже усталость. Хотя крейсер и недолго находился в море, но дул стылый ветер, а когда подошли к точке поворота, неожиданно повалил густой снег. Простояв на мостике несколько часов на ветру, он озяб. Тоскливо у Петра на душе, горечь какая-то. Может, сходить к Серебряковым и узнать, нет ли писем от Иры? Молчит она, давно Петру не писала. Видно, замоталась перед экзаменами. В январе она приезжала на каникулы, но радость омрачилась тем, что она едва не попала в госпиталь. А было все так. Ира пригласила его на лыжную прогулку. «Если меня догонишь, значит, я тебя поцелую», — смеясь, сказала она. Хочешь, не хочешь, а надо ее догонять... Ради поцелуя, конечно.

«Пошел!» — крикнула она и, оттолкнувшись палками, стремительно покатилась с горы. Он не видел, как она, зацепившись за деревцо, упала, он услышал ее крик. Подскочил, а она лежит на снегу. Сильно ушибла ногу, и ему пришлось нести ее на руках, пока не добрался до шоссе. «Ты самый добрый, — шептала она ему, — ты очень сильный. Может, я и выйду за тебя замуж». «А ты забавная!» — смеялся Петр. Их взяла попутная машина, и ночью они вернулись в город. Грачеву было не до смеха. Увидев дочь у него на руках Надежда Федотовна уронила на пол тарелку (она как раз накрыла на стол), ее полное лицо с черными крапинками у темно-карих глаз вмиг напряглось, побелело.

— Боже, что с ней! — вскрикнула она и, подбирая на ходу полы халата, подскочила к дочери.

 

Петр усадил Иру на диван, смущенно одернул воротник шинели.

— Ушиблась малость... — И кивнул Ире. — Ну, я пойду...

Она через силу улыбнулась.

— Оставайся чай пить... Ну? Снимай шинель...

Надежда Федотовна присела на диван.

— Может, у тебя перелом? — Она тронула ее за колено. Ира скривила лицо. — Болит, да?

— Ужасно... — Она не сводила глаз с Грачева, который стоял у двери и, казалось, размышлял: то ли ему задержаться и выпить чаю, то ли уходить.

— Петя, и как это вы проглядели? — упрекнула его Надежда Федотовна.

Не успел Грачев ответить, как заговорила Ира.

— Я сама виновата... Он не разрешал мне с горы спускаться, а я не послушалась. Летела как стрела, и вдруг — кувырк!.. Вывих колена... А, чепуха, — махнула она рукой, — до свадьбы заживет.

Мать тронула ее за плечо.

— Какая свадьба? — строго сказала она. — Ах, Ирочка... Ведь ты учишься. Надеюсь, Петя это понимает? — И Надежда Федотовна мило улыбнулась Грачеву.

«Уж как-нибудь мы с Ирой сами разберемся», — с горькой улыбкой на уставшем лице подумал Петр. Чай он пить не стал, сославшись на позднее время, простился и ушел.

А наутро корабль вышел в море на ракетные стрельбы. Две недели были для Грачева пыткой: он старался не думать об Ире, но все мысли были о ней: как она, что с ногой? И едва «Бодрый» вернулся в бухту, как он сошел на соседний причал, и тут же позвонил Ире. Трубку, однако, взяла ее мать.

— Кто, кто, не поняла? — ручьем звенел в трубке голос Серебряковой. — Ах, это вы, Петя. Не узнала вас. Голос какой-то чужой. Вы не простыли? Нет, да? Молодцом. Вам Иру, да? Я так и поняла. Но ее нет, Петя. Она бы взяла трубку, но ее нет. Как где? Вы меня слышите — уехала. Каникулы-то у нее короткие.

— Когда? — Петр до боли в суставах пальцев сжал трубку. — Вчера, да? А как же нога? Ах, врача вызывали... Так, так. Ну, ладно, спасибо...

Он положил трубку.

«Вот бы съездить к ней в Ленинград», — подумал сейчас Грачев.

Раздумья Петра прервал матрос Гончар. Вошел он в каюту робко с виноватым лицом.

— Товарищ старший лейтенант, вам тут письмо, а я сразу не отдал, позабыл, — он протянул ему белый конверт.

Грачев буквально выхватил письмо из его рук, увидел, что почерк Иры, сказал матросу «идите, спасибо, идите», потом уселся в кресло и осторожно надорвал конверт. Письмо он читал медленно, ощущая в душе прилив необыкновенно радостных чувств. Ира успешно сдала экзамены и теперь собирается на практику; она еще не знает куда, но, видимо, за рубеж.