Тревожное лето - [3]

— Мужчина, женщина?

Лоренс улыбнулся:

— Не знаю, Танечка. Может, мужчина, а может, а женщина.

Таня задумалась.

— Женщина не положит часы, да еще луковицу, перед собой. Это, должно быть, мужчина.

— Пожалуй, вы правы, — быстро согласился Лоренс, с интересом изучая ее лицо.

— Вы что, Гай Генрихович? — смутилась Таня. — Я что-то не так сказала?

— О нет. Все верно. Я вот о чем подумал: освободим Владивосток — нашей власти понадобятся преданные и умные люди. Если вы откажетесь работать с ними рука об руку, то в вас пропадет талантливый чекист. Поверьте мне.

— Пусть пропадет, — сопротивлялась Таня. — Я хочу основательно заняться музыкой. Да и чекисты ваши уже не так нужны будут.

— Как сказать, Танечка, как сказать... Ну да ладно, жизнь покажет, как вам поступить. Тому человеку назовете пароль первой и поступите в его распоряжение. Правда, это будет не очень скоро. И ради бога, будьте осмотрительны.

— Я постараюсь, Гай Генрихович. Но уж лучше пусть с вами ничего не случается.

Тане действительно было трудно.

Этой ночью к ней заявился бывший муж — Дзасохов. Как обычно пьяный. Он все еще считал Таню наиболее близким человеком, которому можно излить душу. В таком состоянии ему всегда хотелось показать ей, какой он умный, дальновидный. Рассказывая о своих делах, Дзасохов надеялся, что снова добьется ее расположения, наступит примирение. Ее уход он считал чисто женской блажью, которая со временем все-таки пройдет.

Таня с безразличным видом слушала его похвальбу и когда поняла, что больше ничего стоящего внимания не услышит, твердо проговорила:

— Уходи, Игорь. Ты посмотри, четвертый час утра.

Ночник слабо освещал стоящие в углу часы с большим циферблатом и громадным латунным маятником, лениво отмахивающим мгновения. Таня сидела в постели, прижав к груди скомканную простыню, бретелька ночной шелковой рубашки сползла с плеча.

— Мне омерзительно смотреть на тебя. Уходи...

Ротмистр Дзасохов в расстегнутом френче грузно сидел на стуле рядом с кроватью. Длинно, через нос, тянул в себя воздух. Так он делал, когда старался подавить быстро подымающуюся злобу.

— К-красивая ты, Танька... Оч-ч-чень красивая. Как я был счастлив, заполучив такую жену... Ну ладно, не белей. Ты когда бесишься, у тебя верхняя губа становится совсем белой. И я тогда начинаю побаиваться тебя. Ну... — Он потянулся к ней, но Таня быстрым движением выхватила из-под подушки маленький бельгийский браунинг.

— Только прикоснись... Только...

Браунинг она держала двумя руками, и коротенький его ствол не дрожал. Это остановило Дзасохова. Рука у нее была хоть и маленькой, но твердой. А браунинг он подарил ей в позапрошлом году на день рождения и научил из него неплохо стрелять. «Так будет безопаснее тебе. В городе черт знает что творится, а я не всегда смогу прийти к тебе на помощь». И вот из этого пистолета она могла убить его. Могла.

Со ствола браунинга он перевел взгляд на обнажившуюся грудь, белую и нежную. Облизал сухие губы, с трудом поднялся:

— Ну, погоди, Танька...

Она так и просидела до рассвета, прижавшись спиной к колкому ворсу ковра.

Все это Таня рассказала Лоренсу и Горяеву. Лоренс неожиданно сказал:

— Будь я молод, Танечка, да ситуация будь другая, увез бы вас куда-нибудь.

— В партизанский отряд, — подсказал Горяев.

— Да? — обрадовалась Таня.

— А почему бы и нет? — оживился Лоренс. — Хотя бы на время. — Но тут же в голосе послышалось сожаление. — Понимаете, Танечка, ваши сведения бесценны, они многим нашим жизнь сохранят. Вам действительно надо отдохнуть. Но потерпите еще немного. Сейчас это очень важно. Прошу вас...

Таня сидела потупившись.

— Ладно. Постараюсь, — потухшим голосом согласилась она. — Только не знаю, долго ли выдержу. Он мне омерзителен. Ведь я такое слышу от него... Застрелить хочется! — уже тверже закончила она.

— Потерпите. Совсем чуточку, — повторил Лоренс. — Обещаю, скоро переправим вас к партизанам. И постарайтесь поберечь себя. Николай Иванович немного проводит вас.

— Не надо. Вы лучше сами поберегитесь. Что я еще не сказала... Пожалуй, главное. Дзасохов намекал, что вышел на ревком. Какой-то Сапего к нему попал, предает всех.

Лоренс и Горяев тревожно переглянулись.

— Тогда до свидания, Танечка, — протянул ей руку Лоренс. И, не дожидаясь пока Таня уйдет, буквально скомандовал Горяеву:

— Немедленно предупреди товарищей. Кого успеешь...

В сумрачном просторном зале в здании Морского штаба шло заседание Военного совета. Присутствовал даже адмирал Старк, державшийся нагло при любой власти в Приморье.

— Меркулов долго не продержится, — сказал редактору газеты Возжинскому недавно назначенный начальник контрразведки полковник Бордухаров. — Слишком много говорит о себе. Я — то, я — се.

Возжинский, перестав ковырять спичкой в зубе, буркнул, не поворачиваясь:

— А что ж ему говорить, «мы»? Так он еще не Николай Второй.

Бордухаров недовольно задвигался, засопел:

— Ну, вы, извините, тоже нашли, с чем сравнить.

— Не с чем, а с кем. И потом, бросьте, в конце концов, эти свои монархические иллюзии. Колесо истории в обратную сторону не вращается. Это исключено. — Сморщившись, он поцыкал зубом, бросил под ноги спичку. — И что вы за люди?