Тревожная служба - [10]

— Вы должны знать наш участок границы как свои пять пальцев, — говорил Хюбнер Гёцу. — И особенно организацию охраны границы у фопос[6]. Не скрою, Гёц, на вас я возлагаю большие надежды...

Через несколько дней таможенный советник Хюбнер вызвал Гёца и сказал:

— Мы получили информацию о том, что среди пограничных частей противника в районе Тюрингии ширится деморализация. Эта информация нуждается в подтверждении. Я подумал о вас. По-моему, вы лучше всех сможете выполнить это задание, ведь вы окончили в армии специальные курсы. Что нужно выяснить? В первую очередь боеготовность и настроения солдат противника. Нам нужна точная информация, чтобы окончательно перепроверить имеющиеся у нас другие разведывательные данные...

Гёц хорошо помнил: он не сразу дал ответ. В нем шевельнулись сомнения, и он спросил:

— А какие гарантии вы мне даете?

Таможенный советник Хюбнер воскликнул:

— О чем речь, коллега Гёц! Вы пойдете на ту сторону хорошо вооруженным. Возьмете автомат и достаточно боеприпасов, столько, сколько нужно, чтобы нагнать страху на трусливых зайцев на той стороне. Вот увидите, они сразу дадут стрекача, как только начнется этот маленький фейерверк! — Хюбнер протянул ему портсигар и продолжал: — Не сомневайтесь! Подумайте о своей карьере, мой боевой друг Гёц! Вам предоставляется возможность отличиться. А если, допустим, не все получится, как задумано, так я со своими людьми буду поблизости и мы придем вам на помощь.

И Гёц дал согласие. Каким простым показалось ему задание! Подумаешь, фопос! Он разделается с ними. И что для него стоит преодолеть заграждение? Разве он этому не обучался на курсах? «Конечно, нельзя сказать, что проникнуть в зону — это совсем безопасно, — думал он тогда. — Риск есть! Но это-то и привлекательно. Зато другим докажу: несмотря на заграждение, можно скрытно пробраться через границу. А если столкнусь с пограничниками воны, то перехитрю их».

Операцию таможенный советник Хюбнер назначил в один из октябрьских дней на предрассветный час. Накануне вечером Гёц приятно провел время, получив увольнительную вместе с несколькими сослуживцами. Они пили, говорили друг другу колкости, ехидничали и снова пили. Но Гёц вел себя сдержанно и еще до полуночи расстался с «друзьями». Вернувшись к себе, он сразу лег спать. Гёц хорошо отдохнул и рано утром прибыл на пограничный пункт. Он набил карманы патронами, взял автомат и не спеша направился к своему автомобилю. Решительно сел за руль. Лента шоссе плясала перед глазами в свете фар. Из темноты вынырнули первые дома. Вот и Филиппсталь, поворот к реке. И вдруг он въехал в полосу такого густого тумана, что совершенно потерял видимость. Гёц резко затормозил, машину занесло. Визг тормозов, грохот сильного удара, звон осколков стекла. И затем — тишина. Его оглушило, но сознание он не потерял. Осторожно ощупал себя. Все цело. «Хорошо, что так обошлось, — подумал он. — Операцию все равно нельзя откладывать. От того, что я тут пошумел немного, она не станет более опасной. Конечно, фопос могут подумать, что кто-то собирается перейти на их сторону. Но ведь задание в том и состоит, чтобы проверить их боеготовность, быстроту реакции...»

Гёц взял автомат и почувствовал себя увереннее. Правда, когда над лугом взлетела осветительная ракета, ему стало немного не по себе, но потом по ту сторону заграждения донесся шум мотора. «Это прибыли Хюбнер и его люди, они прикроют меня огнем», — сказал себе Гёц и успокоился. В это время взметнулась вторая ракета, и он подумал, что, может, все-таки лучше убираться отсюда. Собственно, задание он уже выполнил: фопос ничего не предприняли, кроме того, что запустили пару ракет, хотя он и проник в их систему заграждений. И это несмотря на то, что из-за проклятого тумана он случайно наделал шума и заранее выдал им свои намерения. Уязвимость их границы, таким образом, уже доказана, и таможенный советник Хюбнер будет доволен.

Однако, когда Гёц повернул назад, раздались выстрелы. Стреляли в него, пули ложились совсем рядом. Он бросился на землю, твердо решив, отстреливаясь, проложить себе дорогу обратно. Или он или они! Так он думал там, на лугу, в то памятное утро. Однако в итоге он оказался в зале суда, и теперь кандидат на должность таможенного инспектора Гёц держал ответ в качестве обвиняемого.

Хайнц Хеншель сел. Он хорошо видел лицо обвиняемого. Бледное, вокруг глаз залегли глубокие морщины. Закушенные губы нарушителя подергивались, — видимо, он сильно волновался. Когда Гёц посмотрел на него, Хайнц почувствовал в его взгляде жгучую ненависть. Да, этот западногерманский таможенник ненавидел его. В чем же причина? «Он ненавидит меня потому, что я задержал его, — подумал ефрейтор Хеншель. — Но неужели он не понимает, что ведь я, можно сказать, помешал ему стать убийцей?..»

Хеншель посмотрел на своих боевых товарищей, на лейтенанта Вальтера, который подбодрил его, дружески подмигнув. «А ведь Вальтера, — подумал Хеншель, — нарушитель хотел застрелить. И застрелил бы, негодяй, если б я не выбил из его рук оружие». И в душе Хайнца поднялась волна негодования, святой ненависти к нарушителю и его покровителям, о преступных замыслах которых говорилось здесь, в зале суда...