Сам Тодор сейчас чувствовал себя довольно странно.
Вот, он идет в гости к эльфам — к эльфам, которых в другой ситуации шел бы убивать вместе с другими деревенскими.
В десятый раз спрашивая самого себя — кто он? Предатель, борец за справедливость, или же просто жертва обстоятельств?
Что теперь ему делать? Ведь ясно же, как белый день, что эльфы не будут всецело доверять ему, не поставят под свои знамена, не примут в семью, или как это у них там называется. Да и согласится ли он сам? Ладно, там, Лаэре или Манул, они считай свои. Но что теперь делать ему?
Идти обратно, когда месть свершена? Но, что скажут в деревне, примут ли обратно его — предателя? В лучшем случае выгонят, а в худшем…
Тодор тяжело вздохнул и погладив ласково по морде Лихого прибавил шагу, поспевая за остальными.
Конь шел неохотно, нехорошо косясь на неприятную ношу, изредка всхрапывая, мотая головой и прядя ушами. Весь его вид выражал крайнюю степень недовольства своей поклажей, о чем говорил полный укоризны взгляд, то и дело кидаемый на Тодора. Он даже пару раз взбрыкнул задними ногами, чтобы сбросить орка, пока того привязывали к седлу. Но спокойный и уверенный голос хозяина, возымел действие и заставил смериться со своей печальной участью.
Долину Нэрт-а-Нэлл они увидели уже в густых сумерках, неожиданно вынырнув на вершину очередного холма.
Лежащая внизу, словно в чаше, она до самого горизонта была укрыта плотным слоем золотого тумана. Подсвеченные изнутри огнями световых шаров, словно над облаками, проступали массивные кроны величественных деревьев.
Тодора, как прежде всякого попавшего сюда впервые, это зрелище потрясло, и до крайней степени впечатлило.
Тонкими серыми струями вверх поднимались дымы костров; слышался скрип водяной мельницы на невидимой реке; далекий, но звонкий, в молочной тишине тумана перестук молотов о наковальню; перекличка часовых; шелест листвы в раскидистых кронах…. Везде чувствовалось тревожное движение жизни.
Лихой, чуя близкое жилье и тепло, прибавил ходу, здраво предполагая, что его тут, наконец, должны накормить и почистить.
Пока весь их небольшой отряд спускался вниз, мужчине казалось, что он погружается в необыкновенное золотистое облако.
Внизу его обступили мощные стволы исполинских деревьев, верхушки которых, теперь пропадали в сиреневой мгле небес, и огни, тут и там разбросанных по долине костров.
Тодор украдкой покосился на Манула. Но тот, казалось, словно и не замечает окружавшего его величия, а сосредоточенно шагает рядом со своей женой.
«Наверное, видит такое не впервые», предположил Тодор, «Конечно, это я из своей деревни почти не вылезал, а ему-то чего удивляться?»
Войдя на территорию долины, их довели до первого поселения – Ветви, как объяснила ему Лаэре, и оставили у первого попавшегося очага, волею судьбы превратившегося в походную кухню.
Элфин, кивнув в их сторону, коротко о чем-то распорядился, и подошел к Тодору.
— Если ты не против, я на время возьму твоего друга, — кивнув на коня, попросил он, — Уж больно эта падаль тяжелая, — поморщившись посмотрел он на орка. Это было правдой отчасти, так как нести на носилках презренное существо никто из долины, конечно, не желал.
Тодор кивнул.
— Аккуратней, он у меня с норовом, — еще раз ласково погладив Лихого, предупредил мужчина. И вдруг понял, что роднее существа у него больше и не осталось.
Но эльф словно подслушал его мысли.
— Не беспокойся, с ним все будет в порядке, — заверил он. Пошептав что-то коню на ухо, погладив по бархатным ноздрям, поспешил догнать остальных, растворившись в тумане.
Лихой послушно поплелся за ним, покачивая на ходу боками, чем весьма удивил заревновавшего хозяина. Конь, до этого момента, признавал и слушался только его и никого более. Тодор правда слышал, что после Псов Равнин, самыми ярыми лошадниками являлись как раз эльфы. Видимо поэтому договориться с Лихим Элфину не составило особого труда.
«Скорее всего», решил Тодор, «Они ушли в сторону самого высокого дерева, что виднелось вдалеке, в свете магических шаров — к старосте ихнему».
Оставшись один, Тодор огляделся.
Манул и Лаэре расселись на низкие лавочки, выставленные вокруг печи-каменки жадно протягивая руки к живительному огню. Он присел рядом и принялся наблюдать.
У очага суетились в основном пожилые эльфы да подростки, девочки и мальчики на вид лет по двенадцать-тринадцать. У эльфов это считалось еще совсем детским возрастом, а у него в деревне в эту пору дочерей уж начинали сватать.
На печи стояла большая медная кастрюля, в которой, по долетавшим от нее запахам варилась уха.
Поднимающийся с поверхности пар смешиваясь с туманом вальяжно плыл над поляной, дразня ароматом пустое нутро.
Рядом, на низком столике, под плотной тканью узорного белого полотенца, уже простывали ароматные лепешки. Тодор с замиранием сердца усмотрел призывно выглянувший оттуда, поджаристый золотистый бок.
Ах, как хотелось, как в детстве — пока никто не видит, запустить руку под теплую ткань, вытащить за шершавый край сладкую лепешку и вонзить зубы в горячую, духмяную хлебную мякоть!
Украдкой покосившись на лица товарищей, мужчина отметил, что не у него одного такие крамольные мысли. У всех троих от голода текли слюнки.
