Тревога - [20]

Вот странно, думал он. До того странно, что не верится, почему сестра и брат с самого первого часа стали относиться к нему так, будто он им золотые часы ЗА ТАК подарил или от смерти их спас?.. И почему это он, Слава, ничего подобного не может? Сколько уже времени прошло, а он все приглядывается к ним и все подвоха ждет, а они — Славочка да Славочка.

А Славочка, оказывается, из тех, кому никак не верится, что на свете есть люди не хуже тебя самого.

Все утро шел тот самый проклинаемый ленинградцами дождь, который не пропускает почти ни одной летней субботы или воскресенья три последних года подряд.

Когда Слава вбежал к соседям, удивительное зрелище заставило его остановиться на пороге. Перевернутой вверх ножками табуреткой Костя утюжил мохнатый плед на тщательно застланной кровати.

Слава приблизился и все равно ничего не понял.

Кинул взгляд на Вику — та, не обращая внимания на брата, наглаживала свои ленточки, низко наклонившись над столом. А Костя сновал и сновал вдоль постели, которая уже выглядела как гладкая каменная плита.

— Салют, — бросил Костя, наконец заметив приятеля. — Видал, как по-флотски заправляют койку?.. Вилка, где наша платяная щетка?

— На своем месте.

Движением плавным и уверенным на ровном зачесе пледа Костя щеткой, как кистью, вывел крупный якорь.

— Здорово! — сказал Слава.

— Теперь отпарим брюки, и все… А ну, забирай свои тряпочки.

Вика послушно отошла от стола.

Костя разложил брюки, попрыскал, а потом…

«Нет, они все-таки психи», — подумал Слава, когда Костя стал посыпать смоченные брюки… солью. Прямо из пачки, щепоть за щепотью.

— Опять?! — крикнула Вика. — Сколько раз папа тебе говорил — воду надо солить, а не брюки!

— Сойдет и так, — буркнул Костя и взялся за утюг. Брюки удались не хуже койки, их можно было ставить на пол.

— Видал, как на флоте гладят?

Вика, давно уже занятая уборкой, скользила по комнате. Ее тонкие руки летали так легко и певуче, как будто она танцевала, а не наводила порядок.

После всего этого Слава боролся с «хавосом» уже без энтузиазма. Охотно только мясо молол. Как раз в это время ушли на вокзал брат с сестрой. Они были одеты в одинаковые плащи с капюшонами. Они пересекли двор под дождем, какие-то таинственно незнакомые. Они шли в свой вежливый мир, где будут встречать мать и отца, и все это будет как в кино — и отчужденное и красивое!

.. Останавливалась блестящая от дождя электричка, две высокие фигуры в плащах с капюшонами выходили на чистый пустой перрон и двум маленьким фигурам кланялись, нагибая капюшоны. Потом медленно подавали руки. Потом молчаливой цепочкой, один за другим, шли и шли куда-то, где специально для них моросил нарядный дождь…

— Сдурел ты, что ли? Мясо лежит, а он черт те что мелет…

Не почувствовал Слава, что за спиной давно уже стоит его мамка и жадно смотрит туда, куда он, а там ничего нету!

Сегодня она вообще была НАВЗДРЫГЕ, потому что пришлось разрываться между обедом и дитем, чересчур, по мнению Славы, любимым.

К случаю и не к случаю мать говорила:

— Приедет отец — посмотрит, как доча выросла тут без него.

Слава снисходительно хмыкнул — не он один прощал родителям глупости, которые те всерьез иногда говорят. Ну кому не ясно, что дите не утенок и за неделю ему не вырасти.

К полудню сквозь белые глубины облаков стало пробиваться солнце. На улицах было чисто, безлюдно. По-субботнему пахло лавровым листом.

Первая электричка, которую Слава пошел встречать, приходила в два часа сорок шесть минут. Он знал, что этим поездом отец еще не может приехать, но все равно пошел на вокзал.

Когда он поднимался на платформу, ему пришлось обогнуть целый парк велосипедов, прислоненных к бетонным устоям. Мальчишки и девчонки Славкиных лет приехали встречать своих отцов на собственном транспорте. Это, конечно, задело, но сейчас ему было не до того.

Слава стоял напротив третьего вагона от конца (так они уговорились с батей) и спокойно смотрел, как из вагонов выходят люди. Люди шли и шли, и не было ни одного человека с пустыми руками. Чего только не везут из города на дачу! Кастрюли и удочки, настольные лампы, подушки, пустые птичьи клетки — самые невероятные вещи!

От нетерпения он смотрел теперь только на руки. Стало смешно. Во всех авоськах было одно и то же: свежие огурцы и батоны. Как будто все эти люди приехали с одной елки, где им понадавали одинаковые подарки. У некоторых, правда, был еще скучный торт «Сюрприз», который не боится давки и жары.

Поездом в два сорок шесть отец не приехал.

После ухода поезда на платформе остались только он да еще какая-то тетка в ватнике. Дико выглядит ватник, когда к нему прижата стеклянная банка с гладиолусами.

Следующая электричка придет через полчаса.

Слава с удовольствием слонялся по платформе. Впервые в жизни он встречает сам, и не в толпе ребят у ворот лагеря, а так вот, независимо прохаживаясь и время от времени поглядывая туда, где сливаются рельсы.

Один за другим приходили поезда, и все меньше оставалось велосипедов у бетонного бока платформы. Все больше нарастало нетерпение, и в конце концов Слава скис: «Не хочет ехать, просто не хочет».

Он первым увидел отца… Тяжестью оттянутые плечи. Жилу, которая вздулась на худой шее, а главное — глаза! В любой толпе Слава мигом выхватит эти синие, всегда отчего-то грустные, отцовские глаза.