Треугольная шляпа, Пепита Хименес, Донья Перфекта, Кровь и песок - [11]
На этом, пожалуй, и кончается связь настоящей истории с военными и политическими событиями эпохи. Мы рассказали о том, какие дела творились тогда на свете, с единственной целью обратить внимание читателей на то, что в интересующем нас году (предположим, что это был 1805 год) во всех областях частной и общественной жизни Испании еще господствовал старый режим: Пиренейские горы как бы превратились в некую китайскую стену, которая отделяла Испанию от всех новшеств и перемен.
Глава II
О том, как тогда люди жили
В Андалузии, например (а ведь именно в одном из городков Андалузии и произошло то, о чем вы услышите), люди влиятельные вставали чуть свет и отправлялись в собор к ранней обедне (хотя бы это был будний день), в девять часов им подавали завтрак — яичницу и чашку шоколада с гренками; обедали они между часом и двумя; если была дичь, то обед состоял из двух блюд, в противном случае довольствовались одним супом; после обеда отдыхали, затем выходили погулять; в сумерки шли к вечерне в свою приходскую церковь; вернувшись, пили второй шоколад (на этот раз с бисквитом); наиболее честолюбивые посещали вечеринки коррехидора, декана>{10} или же какой-нибудь титулованной особы, проживавшей в городке; возвращались домой, когда уже звонили к «поминальной»; запирали двери еще до сигнала «тушения огней»; за ужином ели салат и жаркое, если не были привезены свежие анчоусы, а затем отправлялись на покой со своими супругами (у кого они были), девять месяцев в году предварительно нагревая грелками постели…
Стократ блаженно то время, когда страна наша жила в мире и спокойствии, не замечая всей паутины, пыли и моли, всех предрассудков, всех верований, всех традиций, всех деяний и злодеяний, освященных веками! Стократ блаженно то время, когда человечество отличалось разнообразием сословий, страстей и обычаев! Стократ блаженно то время, говорю я… В особенности для поэтов, которые на каждом шагу наталкивались на сюжеты для интермедий, сайнетов, комедий, драм, ауто или эпопей>{11}, — не то что в век прозаического однообразия и пресного практицизма, завещанного нам французской революцией! Да, стократ блаженно то время!..
Но мы все ходим вокруг да около. Довольно с нас общих мест и отступлений, перейдем прямо к истории «Треугольной шляпы».
Глава III
Do ut des
Итак, в те времена близ городка*** стояла славная мельница, ныне не существующая; расположена она была примерно в четверти мили от селения, между живописным холмом, поросшим вишнями и черешнями, и плодоноснейшим огородом, служившим берегом (а порой и руслом) одноименной прихотливой и коварной речки.
С некоторых пор мельница эта по многим и различным причинам стала излюбленным местом прогулок и отдыха для наиболее примечательных обитателей названного городка… Прежде всего, к ней вела проезжая дорога, по которой можно было проехать легче, чем по другим тамошним дорогам. Во-вторых, перед мельницей находилась просторная виноградная беседка, мощенная камнем, которая благодаря то разраставшемуся, то опадавшему лиственному покрову летом давала благодатную тень, а зимой открывалась ласковым лучам солнца. В-третьих, сам мельник был человек весьма обходительный, очень неглупый, сметливый и, как говорится, располагающий к себе, он умел угодить важным особам, которые частенько оказывали ему честь своими вечерними визитами, он угощал их… смотря по сезону, то зелеными бобами, то черешнями и вишнями, то свежим салатом (особенно вкусным со сдобными хлебцами, которые заблаговременно присылали их милости), то дынями, то гроздьями винограда с тех самых лоз, что служили гостям надежной сенью, то жареной кукурузой, если дело было зимой, каштанами, миндалем, орехами, а иногда, в холодные вечера, и стаканчиком вина (уже не в саду, а в доме у камелька); на пасху обычно подавались еще оладьи, пирожные, крендель, а то и кусок альпухарского окорока.
— Что же, мельник был такой богатый или его гости были такие бесцеремонные? — спросите вы меня.
Нет, ни то ни другое. У мельника был некоторый достаток, и только, а его посетители являли собой воплощение скромности и щепетильности. Но в те времена, когда приходилось выплачивать свыше пятидесяти всевозможных церковных и государственных налогов, такой сметливый крестьянин, как наш мельник, мало чем рисковал, заручившись расположением рехидоров>{12}, каноников, монахов, писцов и других важных лиц! Вот почему поговаривали, что дядюшка Лукас (так звали мельника), всем угождая, ежегодно сберегал изрядную сумму.
«Ваша милость, не отдадите ли мне старую дверь от снесенного вами дома?» — говорил он одному. «Прикажите, ваше благородие, — говорил он другому, — скостить с меня подушный налог». «Ваше преподобие, можно мне набрать в монастырском саду листьев для моих шелковичных червей?», «Ваше преосвященство, не позволите ли мне привезти дровец из вашего леса?», «Ваше высокопреподобие, не черкнете ли записочку? Мне страх как нужно строевого леса получить», «Уж будьте так добры, ваша милость, составьте мне бесплатно деловую бумагу», «В этом году мне не под силу внести арендную плату», «Эх, кабы суд решил в мою пользу!», «Нынче я одному человеку надавал оплеух, однако я так полагаю, что сидеть в тюрьме будет он, а не я, потому как он меня из себя вывел», «Не лишняя ли у вашей милости эта вещица?», «Нельзя ли у вас разжиться…», «Вы мне не дадите на один денек вашего мула?», «У вас не занята будет завтра утром повозка?», «Можно послать за вашим ослом?».
