«Третьяковка» и другие московские повести - [18]

И уйдем тропами глухими

Ради правды Божьей скитаться.

И в скитах,

В урочищах темных

Сбережем наше сердце живое —

В нем пребудет живой наша правда,

И на Страшном суде просияет.

. . . . . . . . . . .

. . . . . . . . . . .

. . . . . . . . . . .

. . . . . . . . . . .

Не затем ли Ты, Господи Боже,

Широко нашу землю раскинул,

Оградил ее лесом дремучим,

Оковал ее морем студеным?

. . . . . . . . . . .

Понял царь Алексей Михайлович,

Что не он

Над нашим сердцем властен,

И решил отомстить лютой местью

Тем, кто Господа сильней других любит.

Повелел он боярыню Феодосью

Отвезти в глухой далекий Боровск,

Вырыть там преглубокую яму,

Чтобы в ней

Без еды-без света

Долгой смертью она умирала.

Как услышала Морозова приговор жестокий —

Кликнула она свою верную подругу,

Честную вдову Марию Данилову,

И сказала:

– Отыщи, Мария Герасимовна,

Ты в Москве князей Урусовых терем,

И скажи сестре моей меньшей,

Молодой княгине Евдокии, —

Повелел мне царь умереть лютой смертью

Ради правды Божьей

В святой земле Русской.

Светлая княгиня Евдокия помолилась Богу,

Богу помолилась – святое Евангелье раскрыла.

И прочла она слова Господни:

«Если семя пшеничное, падши в землю,

Не умрет – то пребудет одиноко,

А умрет – то принесет плод великий».

И сказала княгиня Евдокия:

– Дорог муж,

И дороги малые дети.

И жизнь дорога.

А правда Божия – всего дороже.

Она мужу-князю в пояс поклонилась,

Малых детушек своих поцеловала.

Взявшись за руки, пошли они с Марией

И пред царскими судьями предстали.

И сказали они судьям царским:

– Умереть хотим с Морозовой вместе

Ради правды Божьей в святой земле Русской.

Чтобы правда на Руси не погибла —

Воскресла, —

Лютой смертью ныне

Без страха умираем.

Отвезли их всех троих в Боровск,

Опустили в страшную яму.

И Морозова до конца сестер ободряла,

Проводила их в путь

И сама умерла последней.

С той поры народ християнский

Стал горькой вдове подобен —

Нет у нас государя,

Пасут нас лютые волки.

Господи Боже!

Смилуйся над нами!

У тебя ведь —

И тысяча лет как один день!

II. Малые поэмы и стихотворения

Саша Таганский [6]

Саша Таганский считал, что ниже

Упасть нельзя,

Что это всё

И есть ад.

Я и сама теперь так вижу,

Да и многие так говорят.

А еще он учил,

Что до конца загубить свою душу

Здесь невозможно,

Разве что

Заработать на обратный билет.

А поскольку все умирают

Рано или поздно,

То, стало быть,

Никаких вечных мук

Нет.

И что тот сораспялся Христу,

Кто идет добровольно

Не на крестную смерть,

А на крестный жизненный путь,

И хотя умирать в муках

Страшно и больно,

Но еще трудней идти

И с пути не свернуть.

И немало тех,

Что обещали вначале

Гореть не сгорая

И освещать царство тьмы,

Но не исполнили того,

О чем так мечтали,

Побежденные страхом

Тюрьмы и сумы.

И за примерами ходить далеко не надо,

Но будь благословен

И малый свет,

И может согреть

Средь этого хладного ада

И спичка одна,

Как сказал когда-то Поэт[7].

«Шесть персонажей в поисках автора» [8]

Шесть персонажей смотрят вокруг обалдело.

Шесть персонажей ищут тебя, Пиранделло.

Ищут – не могут найти. Отзовись же!

Что ж ты покинул своих персонажей, Луиджи?

Шесть персонажей,

Двенадцать и двадцать четыре,

Шесть миллиардов,

Заброшенных в призрачном мире,

Ищут того, кто судьбу их придумал,

Душу и тело,

И не находят и плачут.

И горше всех ты, Пиранделло!..

Ночь

Ночь,

Когда матери плачут,

Вспоминая детей,

На войне убитых,

Не вынесших пытки,

Сгинувших бесследно

В адских лагерях на краю света.

Ночь,

Когда матери плачут,

Вспоминая детей,

Убитых во чреве,

Тех детей,

Которых по отцовской воле

И по материнскому желанью

Растерзали кровавые резиновые перчатки.

Ночь,

Когда матери плачут В богадельнях

На жестких холодных кроватях,

Плачут, вспоминая,

Были ли у них дети? —

И не могут вспомнить,

И забыть не в силах!..

Эта ночь, о Господи Боже,

Повернула к рассвету,

Пошла на убыль…

…………………………………………………

Господи! Помоги проснуться!..

Душит сон в недоброй колыбели,

Забери меня отсюда!..

Не со мной, не со мной все это было.

Я чиста, как в день, когда меня Ты создал.

Почему же он все снится и длится,

Не кончается этот сон безутешный?

Вместо жития

Памяти Т. С. Иваниловой

С лица она не казалась

На ангела похожей —

Простое русское лицо,

От старости все в морщинах.

И в травах она знала

Не слишком много толку,

Зверобою заварит горсть —

Вот и вся наука.

Но как она их любила,

Как шептала:

Боже мой, Боже!

Сколько же их, сколько!.. —

И цветов, и трав,

И этих листьев бесконечных

В небогатых полях и лесах подмосковных.

В разных краях довелось ей скитаться

Вслед за мужем,

Потом – вслед за сыновьями.

Велика земля, где говорят по-русски,

А Господь Бог – един повсюду.

У Него речей и слов —

Что этих трав и листьев!

И она старалась повсюду

Различить, угадать Его голос.

Но когда ее бедный кораблик

Прибило к Москве огромной,

Стал он слышней и слышней —

И вот зазвучал неумолчно.

И она уходила в Москву,

И громадные улицы

Сами

Приводили ее в те места,

Где люди молятся Богу,

Стоя молятся,

Сидя,

Опустившись на колени,

На разных наречиях, в разные дни,

В одеждах разных.

Одни распахнули настежь

Большие дубовые двери,

Другие в подвалах таятся,

При звуке шагов трепещут.

И все знать не знают чужих,

И своим не очень-то верят —

Но она входила как воздух,

И все ее принимали.

И каждый считал своею,

А почему – сказать не сумел бы.

Разве только душа его знала об этом,