Повариха повернулась к девчонкам-помощницам и сказала им что-то. Через минуту открылась кухонная дверь, и одна из них — с косой, заправленной под накрахмаленный колпачок, в нарядном передничке — с ресторанной выправкой плавно заскользила по столовой. Она несла на подносе тарелку, полную щей. Когда эта тарелка оказалась на столе перед Распутей, тот удовлетворенно почмокал губами и невозмутимо принялся за вторую порцию.
— Кому еще добавку? — спросила девчонка, глядя почему-то на Богдана.
— Второго здесь, конечно, не положено? — усмехнулся он.
— Почему? — Девчонка приветливо улыбнулась. — Даже третье приготовили! Наше фирменное! Мы с Катей сами рецепт разработали!
— Странно! — недоверчиво произнес Богдан.
Второе тоже было мясное — рагу, а на десерт появилось то самое фирменное блюдо, о котором говорила девчонка. В металлических вазочках лежали разноцветные шарики мороженого. Ребята оживленно загалдели. Катя подавала вазочки в раздаточное окно, а ее напарница — Ната — ловко переставляла их на столы.
Димка вопросительно взглянул на Фимку.
— Понял! — отозвался Фимка и задумался.
Громко заохал сидевший на ступеньке Забудкин. Не от боли — от обиды, что прозевал мороженое. Он собирался уже вернуться за стол, но, увидев, что из штабной избы вышли и направились к столовой комиссар и военрук, замычал еще громче и жалобней.
— Смотрите-ка! — крикнул Фимка. — Раскольник загибается!
Когда все мальчишки повернулись к Забудкину, Димка и Фимка быстро отправили по вазочке с мороженым под стол, прижали их коленями снизу к столешнице, а перед собой поставили еще по одной порции.
Димка сидел ближе к Сергею Лагутину. Ему первому и досталась увесистая затрещина от командира отделения. Получил бы ее и Фимка, если бы не успел пригнуться. Ладонь командира лишь скользнула по его затылку.
— Со мной такие игры не проходят! — Сергей сердито раздул ноздри, словно принюхивался к чему-то. — Гоните на стол, ворюги!..
Фимка и Димка выставили спрятанное мороженое.
А Забудкин все охал и постанывал, согнувшись к коленям. Он не поднял голову и тогда, когда комиссар и военрук остановились перед ним.
— Что случилось, Забудкин? — Клим несильно потряс его за плечо. — Ты уже отобедал?
Мальчишка скорбно посмотрел снизу вверх. Голова у него вихлялась на тонкой шее. Был он весь какой-то разнесчастный, обманутый.
— Не-е-е, — протяжно промычал он. — Ничем не питался.
— Встать! — сквозь стиснутые зубы приказал Дробовой. — С тобой старшие разговаривают!
И Забудкин стал подыматься. Из глаз-щелок полыхнуло недобрым огоньком.
— Мне в райкоме диету обещали! — заверещал он высоким негодующим голоском. — Условия достойные!.. А вы мне — щи! Да еще встать!.. На чем стоять?
Он покачнулся, как пьяный, в сторону Дробового. Капитан даже отступил на шаг, а Клим поддержал мальчишку.
— На чем стоять? — продолжал причитать Забудкин. — Колени от молебнов разбитые! Нутро постом выжжено — кислого не приемлет! А вы!..
С брезгливой растерянностью смотрел на него Дробовой.
— Навяжут же на нашу голову!.. Была б моя воля — я бы прописал тебе диету!
Забудкин закачался еще больше, плечи у него перекосились — сейчас упадет и развалится на части. Клим снова попридержал его и помог опуститься на прежнее место — на ступеньку. Комиссар не мог понять, нарочно ли кривляется парень или действительно он измотан до предела. Несколько раз пропустив бороду через пальцы, Клим наклонился к нему.
— Кислого, значит, не можешь?.. А чего бы ты хотел?
— Легонькую пищу, диетическую! — ожил Забудкин. — Как в райкоме обещали. А потом холодненького, чтоб жар нутряной унять.
Клим вошел в столовую. Мальчишки были заняты мороженым. Только повариха участливо смотрела на Забудкина.
— Не язва ли у мальчика?
— У нас на складе ничего куриного не найдется? — спросил Клим.
— Есть! — обрадовалась повариха. — Катя, принеси банку консервов.
Клим оглянулся на Забудкина.
— Кура годится?
— Испробую. И холодненького обязательно!
— Садись за стол!
Почувствовав на себе злой взгляд Дробового, Клим примирительно взял его под руку.
— А что поделаешь, раз у человека нутро кислого не приемлет.
Военрук не ответил — боялся сорваться и при мальчишках наговорить грубостей комиссару. Разнянчился с этим богомольцем! Других разлагает!.. Самым лучшим лекарством для провинившихся Дробовой считал железную дисциплину. Он бы с удовольствием отправил по домам всех юных дзержинцев, добровольно вызвавшихся поехать в лагерь, а для остальных ввел бы суровейший режим.
В райисполкоме и райкоме партии знали крутой нрав капитана и предупредили, что работать ему придется хоть и не с пай-мальчиками, но и не с преступниками. Поэтому — никаких перегибов. С комиссаром Климом состоялся другой разговор. Его просили не увлекаться пионерскими порядками и обычаями, но и не поддерживать Дробового, если он забудет, что перед ним всего лишь мальчишки, которых надо не столько прижимать, сколько выпрямлять.
— Вы начнете? — спросил Клим у военрука, когда все, кроме Забудкина, закончили обед.
— Разговорчики — это по вашей специальности. Я — когда конкретное начнется.
Дробовой присел на край скамьи, а Клим встал перед столами так, чтобы все могли его видеть.
