Третья сторона медали - [6]

Первой его мыслью было: галлюцинации. Вернувшись в Дарнлей, Бельчер явился к Валлину, и доктор убедил ареолога, что тот абсолютно здоров. Валлин оказался не прав, утверждая, что Бельчер скрыл последующие приступы, опасаясь эвакуации на Землю. Просто врач убедил его в том, что последующих приступов не может быть. Выходя от Валлина, Бельчер был уверен, что и первого приступа тоже не было, что все виденное — действительное явление марсианской природы.

В дневнике стояла короткая запись: «То, что я видел, не болезнь. Если же это — явление природы, то оно может повториться».

Бельчер вновь ушел в Змеиное море через два дня, взяв с собой фотоаппарат и кинокамеру. День прошел как обычно: Бельчер ничего не увидел.

Оставалось снять показания самописцев с западной группы буровых, стоявшей километрах в шестидесяти от первого куста. Бельчер отправился туда назавтра и там захватил конечную фазу миража — исчезающие в высоте блики. Но зато Бельчер обнаружил здесь то, чего не находили люди, наблюдавшие мнемофантом впоследствии. Не находили потому, что были загипнотизированы словом «болезнь». Бельчер обнаружил в почве круглый тоннель диаметром около метра, с оплавленными краями. Тоннель шел почти перпендикулярно вглубь планеты, и его очень быстро заносило песком: уже через час от него не осталось и следа. Впрочем, ареолог уже взял пробу оплавленных пород, с нею он возвратился в Дарнлей. Лабораторные анализы показали, что почва радиоактивна.

Еще через два дня Бельчер выехал в восточную часть Змеиного моря. Там, на острове Стронгила, он увидел мираж в третий раз, но увидел не в том месте, где ожидал. Мираж появился далеко на севере, наполовину скрытый линией горизонта, и Бельчер на своем вездеходе едва подоспел к концу явления. Воронка, все та же, с оплавленными краями, была на месте, и Бельчер взял очередную пробу.

«Теперь я не верю ни в болезнь, ни в миражи, — записал он в дневнике. — То, что я видел, невозможно забыть. Эскизов становится все больше, работаю ночами, пишу холст за холстом. Странно: кинопленка почти не фиксирует мираж, одни лишь цветные пятна. Я мог бы сомневаться в своих ощущениях, если бы пленка вообще не показывала ничего. Но ведь что-то есть, и, кроме того, воронка и повышенная радиация! Думаю, что все это связано с искусственным явлением. Прибор?! Если прибор, то чей? Самое неприятное, что я не могу заявить о находке. Что у меня есть? Эскизы и картины („Болезнь“, — сказал Валлин) да горсть радиоактивного песка, какого много вблизи любого космодрома. Если бы удалось увидеть мираж еще…»

Три точки, нанесенные Бельчером на карту, почти не давали информации. Они могли быть и просто случайными, если миражи — явление природы, и звеньями определенной цепи. Три точки могли быть элементами и треугольника, и многоугольника, и ломаной линии, и окружности… Но в какую бы фигуру ни складывались точки, новое появление миража можно было бы наблюдать наверняка не ближе, чем в шестидесяти километрах к востоку от прежнего. Это было все то же Змеиное море, его северо-восточная часть… Бельчеру повезло: турболет ареоразведки не был занят, и ареолог вылетел на нем, получив, таким образом, большое поле обзора.

Тогда он увидел мираж в четвертый раз.

«Теперь я знаю почти все, — записано в дневнике. — Четвертая точка вместе с тремя предыдущими легла на дугу окружности! Центр в заливе Астронавтов! Сделал еще несколько эскизов и закончил одно большое полотно. Думаю, что мне удалось передать цвета, хотя и не ручаюсь, что смог передать смысл. Впрочем, это уже не существенно. Мираж должен появиться в пятый раз через трое суток на Берегу Сциллы. Тогда я смогу сказать всем, тогда будет уверенность.

Досадно, что через три дня Карнавал. Буду занят все время. Ну да ладно. Дженкинс подготовит аппаратуру, возьму с собой обоих ареологов из Дарнлея, если они согласятся променять веселье Карнавала на гонку по пустыне. Надеюсь, не откажутся. Скажу им обо всем в последнюю минуту. Пусть думают сначала, что это карнавальная мистификация. А что же это на самом деле?»

Последние страницы дневника было очень трудно читать. Строчки прыгали, буквы наползали одна на другую. Чувствовалось, что Бельчер писал в спешке, держа тетрадь на весу. Мысль пришла неожиданно, и он отказался от первоначального плана.

«Пойду сам. Если я прав, то следующий, двадцать первый мираж, увидят все. Но подумать только — как просто! Цепочка замыкается: мираж — радиоактивная воронка — прибор (?), изготовленный не на Земле, проектор миражей — космический корабль (?) — пришельцы (???)…»

Вслед за этой записью в дневнике была неровно нарисованная окружность, разделенная на двадцать шесть частей. Четыре точки были помечены красным, около пятой надпись: «Берег Сциллы, 16 сентября».

И дальше — последняя запись:

«Выхожу. Взял фотоаппарат, этюдник. Думаю, что сегодня он не пригодится. Главное — увидеть прибор. Нужно успеть, нужно застать аппарат, когда он всплывет на поверхность планеты!.. Вернусь к концу Карнавала. Неясно — сколько было уже циклов и где? Сколько раз появлялся на поверхности прибор? И еще — кто они? Откуда? Надеюсь, я правильно зарисовал созвездия — _не_наши_ созвездия, и схему планетной системы — _не_Солнечной_ системы. Что это — первый контакт?..»