Третья истина - [9]

Никакой сойки она, как ни старалась, разглядеть не смогла.

Через несколько минут Виконт плечом толкнул маленькую скрипучую дверь под лестницей:

— Антонина! Будьте добры, постарайтесь стереть с этого ребенка следы баталии!

Давешняя круглолицая девушка затараторила:

— Пал Андреич, до чего ж я напугалась! Это как же можно, хозяйские дети, да так биться! И злость в них откуда такая? Не знаю как мальчишки, а эта, что ни день, запертая сидит. И все ей мало!

Со скучающим видом Шаховской слушал девушкины слова. Наконец, выговорившись, Тоня подошла, чтобы взять девочку из рук учителя. Тут уж Лулу забрыкалась — Lâchez-moi! Je ne suis pas malade et pas petite. Je peux moi-même aller où il faut![13]

— Вот еще несчастье. И не поймешь, чего там она говорит, ты по-русски-то можешь?

— Могу, — спохватилась Лулу, — я говориль, иду сама.

— Да куда идти-то, барышня? Я тут вас и умою, и вычищу, и смажу ранки-то.

— Итак, взаимопонимание достигнуто! — с этими словами Виконт, слегка наклонив голову, чтобы не удариться о низкую притолоку, вышел.

— Мсье, а вы… — начала было Александра. Но дверь, громко скрипнув, захлопнулась.

— Не смоглá поехать, чтоби погульять, — огорченно обратилась девочка к хлопотавшей над ней Тоне, — у менья для это плёхий внешни вид, мсье Вик… Мсье Шаковскѝ говорит.

— Ну, ты и скажешь! Это Вы-то, барышня собирались с молодыми господами на прогулку? И с Павлом Андреичем?

— Да, да, — заторопилась Лулу, — в реку, завтрак покушать. Можно очьень бистро поправлять внешни вид? У меня эти пьятна, где ударился…красньяки, вот! Может, крем или пудга? Я раньше не положила их. Но я знаю — очень-очень красиво, все закрито, матови…

Девушка заливисто рассмеялась.

— «Пьятна» ей замазывай, гляди-ка! Ну, цирк, а не девочка! Ты бы думала, как маменьке и папеньке в таком виде не попасться. Накажут же, если узнают, что вы дрались, да вся изорвались. Это что же будет, и не представляю! Приведу я вас в порядок, и идите тихонько к себе в комнату и спасибо говорите, что Пал Андреич выручил.

— Тонька! Вышла б, помогла. — В комнату заглянул усатый мужчина в соломенной шляпе.

— Щас, щас, Трофимыч! Да, не входите, я тут барышню одеваю. Не слыхали, как они тут с братом дрались? Вот было крику, визгу! Пал Андреич и тот еле растащил!

— Это что ж, та самая, из Франции барышня? — вошедший с интересом вгляделся в ужасно смущенную своим беспомощным положением Лулу.

— Она самая… И пожалеешь ее, знаете, говорит по-нашему плохо, порядков в доме не знает… Но боевая — ужас! Я, как ее привезли, думала, ну, кукла настоящая! Все реверансики делает, пальчиками платье придерживает, а она почище мальчишки иного — даром, что барин девочку не хотел. Правда, чудасит временами, щас говорит: мажь меня кремами и пудрами, я с Пал Андреичем гулять поеду, каково?

— А ты как же ее понимаешь, сама по-ихнему научилась?

— Считай, что научилась маленько. — Тоня засмеялась.

— Это что же, послабление в режиме вышло? Курнаков вроде: «близко девчонку к сыновьям не подпущу», а теперь за драку учитель ее в этот ихний «мужской поход» забирает?

— Почему мужски? — встрепенулась Лулу, — ведь в фамилие[14] всегда все детьи берутся прогульять себя?

— Да что вы ей говорите, Трофимыч, откуда ей, бедняжке, знать про здешние порядки? Да папенька опять ушлет вас, если будете к братьям вязаться! Не знаю, что Пал Андреич смотрит!

Лулу сникла. Виконт, учитель то есть, опять обманул её, на этот раз из жалости. И общаться с ней он не будет…

Проходили дни, Лулу, зарабатывая новые синяки и шишки, обживалась в доме. Отец с ней почти не разговаривал, но и не притеснял особенно, а Лулу великолепно научилась его избегать. Доминик порой устраивала ей шумные скандалы и не раз обещала «взяться за нее, как следует», но, видно, ленилась доводить обещанное до конца.

И уж меньше всего до Лулу было дело тетке, хотя та и угощала ее под настроение пространными разговорами.

Чаще всего Лулу сталкивалась с братьями, но эти столкновения приобрели характер мимолетных стычек. Изобретательная Александрин блестяще начинала с помощью какого-нибудь хитроумного приема, но в результате оказывалась побитой. Теперь уже не только Дмитрий, но и медлительный Виктор, и толстый Коко вступали с ней в потасовки, после которых Лулу привычно шла к Тоне под лесенку залечивать раны. Тоня встречала ее бесконечными причитаниями, но всегда предупреждала о появлении папаши. А когда Доминик кричала на дочь в ее присутствии, строила сочувственные гримаски. Из гордости Лулу старалась не встречаться и с учителем мальчиков, но часто с обидой глядела, как он занимается с ними фехтованием и борьбой, или как все они уезжают куда-то на лошадях. Виконт, конечно, на золотом Арно.

Несколько раз Доминик говорила, что Лулу нужно взять гувернантку. Но и до этого ее руки не дошли.

Любимым местом Александрин стал сад. Ей было запрещено бегать на реку, но в таинственную глубину сада она могла ходить беспрепятственно с приказанием не опаздывать к обеду.

Усатый Трофимыч, оказавшийся садовником, охотно разговаривал и позволял ей копаться под деревьями и сгребать листья, приговаривая:

— Работать полезно, руки размять. Отцу твоему это не понравилось бы. Ну, Тонька упредит, если что.