Третья истина - [219]
ГЛАВА 8. ЮНЫЙ КОММУНАР В ОТДУШИНЕ
Наутро ей неожиданно повезло. Вернее, это она так сначала подумала, что повезло. Семиков с Пустыгиным были заинтересованы чуть ли ни с первой минуты: не успели они в группе остальных детишек переступить порог нового дома и начать осматриваться, как откуда-то возник круглолицый человек в кожаной куртке. Он остановился именно напротив Саши, державшей дружков за плечи, сунул руки в карманы, будто двинув себя этим вперед, и как-то особенно твердо выговаривая слова, обратился к ней:
— Я вас уже двадцаТ минут поджидаю. Это мне неожиданно: встретиТ такую неорганизованносТ. В наше времЕ мы участвуем постоянно в бою, как можно в бой опоздаТ?
— Какой бой? Это вы образно говорите? Я ребятишек привела, пяти — семи лет, — изумилась Саша, — и я ни о чем с вами не договаривалась… Вы представьтесь, пожалуйста. вы, наверное, здешний зав?
— Недоразумение, — нахмурился круглолицый. — Я, пожалуйста, Айварс Круминьш. Но вы не участник команды для акции. Я правильно определяю?
Саша едва начинала чувствовать признаки стыда за то, что не только не участник акции, но и даже не понимает о чем идет речь, как на них налетела запыхавшаяся полная женщина с воловьими глазами, в ватнике и платке. Не обращая внимания на Сашу, ребятишек около нее и другие столь же незначительные детали, она шумно выдохнула воздух и виновато обратилась к Круминьшу:
— Не нашла, товарищ Айварс! Мне преподнесли какую-то слаборазвитую мелюзгу. Им о пролетарском самосознании и Мировой революции талдычить, — просто зря время терять. Здесь сопли вытирать надо! Ничего себе, — она заметила, наконец, весь Сашин «выводок», замерший от ее смерчеподобного наскока. — Это ты их для акции привела? Девушка, соображать же надо! С нашим делом — не потянут, опозоримся с такими перед классовым врагом.
Да, сообразить не мешало. Саша как раз собиралась задать пару-другую вопросов, могущих помочь пролить свет на загадочное негодование налетевшей особы. И вдруг в разговор встрял звонкоголосый Семиков:
— А я знаю! А мы с Толькой знаем — про мировую революцию: как у себя всех не наших перебьем и пойдем дальше у всех других бить, так она и нагрянет. Еще знаем: «С Красной Армией пойду я походом, Смертный бой я поведу с барским сбродом».
— Видите, плохо иШете, товариШ заведуШая, — укорил тяжело отдувающуюся обладательницу ватника Круминьш и обратился к Семикову, нетерпеливо подпихивающему друга, дескать, «ты тоже себя покажи!» — Ты знаеШ, что такое револУционный долг?
— Знаю, — заторопился вновь блеснуть Семиков, — это когда революция дает, дает, а мы должны ей потом все отдать обратно!
Пустыгин, явно не имевший такого твердого мнения о революционном долге, как приятель, принялся внимательно разглядывать свои башмаки, чтоб «кожаный» не зацепил и его.
— ЗнаеШ. Все отдаТ — это правильно, — ввинтил взгляд в Семикова Круминьш. — Готов идти с нами? Отдавать револУционный долг?
— А у меня пока ничего нету… — усомнился в своей кредитоспособности Семиков.
— Что вы такое говорите? — опомнившись, воскликнула Саша, — куда вы их приглашаете? Их в этот дом жить перевести хотят… я привела…посмотреть пока… — ей что-то сильно захотелось забрать Семикова и Пустыгина обратно. — Им по семь лет всего…
— Борцов надо воспитывать сызмала, — отрезала полная женщина, как выяснилось, заведующая нового дома. — И мы это здесь будем делать. Так вы из Коммуны Лафарга, что ли? Что через дорогу? В Наркомпроссе поговаривают, там у вас мягкотелая интеллигентщина процветает!
Круминьш повернулся к Саше и сказал приветливо:
— Не беспокойтеС, девушка. Это так говорится: «бой». Я намерен взяТ ребенка, можно обоих, для помоШи… Это важное револУционное дело. Они будут гордиТся собой, что внесли свою долю в обШее дело. И товариШ заведуШая будет с нами. Это нискоЛко не вредно для детского здоровя.
Саша растерялась. Это, судя по манере держаться, какой-то ответственный деятель, и сюда пришел не из-за пустяков. Возражать? Не соглашаться? Сейчас, действительно такое тяжелое положение… Может, срочно надо что-то мелкое перебрать или почистить? Детали какие-нибудь?
— Может, я могу сама вам помочь? Вы бы могли мне объяснить, что нужно делать, товарищ?
Но непреклонный латыш объяснил, что женщина у них уже есть — это товарищ заведующая, нужен еще ребенок, а она, Саша, слишком большая. И все быстренько решилось — Семиков и Пустыгин изъявили полную готовность идти на дело, которым они будут гордиться, и которое Саше чем-то смутно не нравилось.
Опасения ее оправдались: «дело» оказалось обысками. Об этом Семиков и Пустыгин поведали ей на следующий день, когда она их разыскала в новом доме. Поведали по-разному: Волька был воодушевлен и взахлеб рассказывал, как лазил под кроватями и в какие-то отдушники, как выволок из какого-то закутка «вот та-а-акущую» банку пшена:
— Товарищ Клава — так, оказывается, звали их волоокую заведующую, — говорит: «Вот отчего все с голодухи помирают, всё буржуи, проклятые, попрятали!».
— Вы, вообще, что искали там? — Саша слышала, конечно, об обысках, об этом все говорили, но никогда особо о них не задумывалась. Они были где-то там, в стороне от их школьной жизни.
Жестокой и кровавой была борьба за Советскую власть, за новую жизнь в Адыгее. Враги революции пытались в своих целях использовать национальные, родовые, бытовые и религиозные особенности адыгейского народа, но им это не удалось. Борьба, которую Нух, Ильяс, Умар и другие адыгейцы ведут за лучшую долю для своего народа, завершается победой благодаря честной и бескорыстной помощи русских. В книге ярко показана дружба бывшего комиссара Максима Перегудова и рядового буденновца адыгейца Ильяса Теучежа.
Повесть о рыбаках и их детях из каракалпакского аула Тербенбеса. События, происходящие в повести, относятся к 1921 году, когда рыбаки Аральского моря по призыву В. И. Ленина вышли в море на лов рыбы для голодающих Поволжья, чтобы своим самоотверженным трудом и интернациональной солидарностью помочь русским рабочим и крестьянам спасти молодую Республику Советов. Автор повести Галым Сейтназаров — современный каракалпакский прозаик и поэт. Ленинская тема — одна из главных в его творчестве. Известность среди читателей получила его поэма о В.
Автобиографические записки Джеймса Пайка (1834–1837) — одни из самых интересных и читаемых из всего мемуарного наследия участников и очевидцев гражданской войны 1861–1865 гг. в США. Благодаря автору мемуаров — техасскому рейнджеру, разведчику и солдату, которому самые выдающиеся генералы Севера доверяли и секретные миссии, мы имеем прекрасную возможность лучше понять и природу этой войны, а самое главное — характер живших тогда людей.
В 1959 году группа туристов отправилась из Свердловска в поход по горам Северного Урала. Их маршрут труден и не изведан. Решив заночевать на горе 1079, туристы попадают в условия, которые прекращают их последний поход. Поиски долгие и трудные. Находки в горах озадачат всех. Гору не случайно здесь прозвали «Гора Мертвецов». Очень много загадок. Но так ли всё необъяснимо? Автор создаёт документальную реконструкцию гибели туристов, предлагая читателю самому стать участником поисков.
Мемуары де Латюда — незаменимый источник любопытнейших сведений о тюремном быте XVIII столетия. Если, повествуя о своей молодости, де Латюд кое-что утаивал, а кое-что приукрашивал, стараясь выставить себя перед читателями в возможно более выгодном свете, то в рассказе о своих переживаниях в тюрьме он безусловно правдив и искренен, и факты, на которые он указывает, подтверждаются многочисленными документальными данными. В том грозном обвинительном акте, который беспристрастная история составила против французской монархии, запискам де Латюда принадлежит, по праву, далеко не последнее место.