Третья истина - [152]
— Сашка, твоему батьке только тридцать? Или я ослышался как-то? — шепотом спросил он.
Их с Полем компания почему-то сильно интересовала окружающих и не было станции, города или деревни, чтобы их не расспрашивали, кто они друг другу, и что-нибудь еще про них.
— Ослышался, ему двадцать шесть, то есть двадцать пять, — так же тихо сообщила она.
— Значит он что, не родной тебе?
Тут Саша возмутилась и неосторожно громко ответила, вооружившись Лехиной наукой:
— А если врезать за такие слова? — и тут же, не без опаски, посмотрела на спину Виконта.
Тот повернулся всем корпусом и, опустив вожжи, которые он, доев Сашино творение, перехватил у старика, одарил ее укоризненным взглядом.
— Чего петушишься? — сказал Колька примирительно. — Все равно для драки места нет, как приедем, уж тогда… но учти, у меня мускулы — во!
— Боялся я твоих мускулов позавчера вечером! Ты не поспел к этому счастливому для себя моменту… — быстрым шепотом парировала Саша.
— А ну уймитесь, петухи! — Колькин отец опередил Виконта, который тоже собирался что-то сказать.
— Чего взбеленился? — продолжал мысль мирный Колька. — Я же из-за лет говорю. Как ни крути — не получается, он что в одиннадцать на твоей мамке женился?
— Ха! Ты не понял? Ну и голова у тебя… пустая. Он… Нет, серьезно не понял? — Саша лихорадочно придумывала объяснение. Сказать, что крестный отец?
Колька только открыл рот для ответа, как телегу тряхнуло — это на нее навалился грудью, приотставший было, Федор, его средний брат.
— Там… Бежал, ух, говорить не могу… Бандюги… У колодца, воды хотел набрать… Тоже пили, коней… поят… Телегу нашу приметили, напасть сговаривались… Сам слыхал. Скорее, скорее, бердан давайте, отбиться надо… Добро тут… вся надежда… Отчаянные, видно…
Женщины запричитали. Старший брат побледнел и украдкой перекрестился:
— Вот напасть! Что делать будем? С детями, бабами? Неужто пропадать?
— Сколько их? — прервал его Виконт вопросом к среднему брату, сильно хлестнув при этом лошадь.
— Бандитов? — поспешно вытаскивая откуда-то из-под тюков берданку, отрывисто, перемежая слова судорожными свистящими вздохами, отвечал тот, — человек десять. Я смекнул, Прошки-кривого люди… Слыхали про такого?.. Из белых, из красных — сброд всякий… Люди говорят, лютые — подчистую грабят… Живым никого не оставляют… Догонят, как пить дать… Кони — не наша кляча.
— Хорошо, пошли! — Виконт бросил вожжи Кольке. — Гони! Сильно гони! — Спрыгнул с телеги, достал из кармана пистолет с тонким длинным дулом — Дмитриев маузер, посмотрел на него и что-то в нем подвигал.
— Верно, задержать надо, Василий, прыгай! — Федор чуть не насильно стащил перепуганного брата с телеги, которая уже начала понемногу разгоняться. Сунул брату в руки берданку, сам же достал откуда-то из-под тулупа пистолет с коротким дулом.
Как оказалось, они предусмотрели охрану своего немалого добра, которое, очевидно, и привлекло внимание лиходеев. Виконт уже на бегу крикнул женщинам:
— Сашку не отпускайте! Мы нагоним.
Но Саша, рванувшись изо всех сил, вырвалась из цепких рук женщин. Ее жгла мысль: он же не умеет стрелять! Сам говорил, а теперь что — забыл?
Колька нахлестывал их клячу изо всех сил и та неслась с запредельной для себя скоростью. Саша кубарем скатилась с телеги, плюхнулась на утоптанный снег, и ушиблась, а не разбилась только потому, что умела падать на ходу с лошади. Заметила, что Виконт махнул своим напарникам в сторону небольшого холмика у поворота дороги. Вскочила и побежала туда же — они не оборачивались, и видеть ее не могли. Едва она подоспела к холмику и пригнулась на противоположной от троих оборонявшихся стороне, как в ее поле зрения появилась цепочка из семи всадников. В руках у них были обрезы, из которых они начали с гиканьем постреливать вверх. Сомнений уже не могло быть: они целенаправленно догоняли телегу, которая в данный момент была для них скрыта за поворотом, и стремились выстрелами заранее навести ужас на ездоков. Но прежде всех ужасом проникся залегший в ложбинке за холмом Колькин старший брат Василий. Он принялся наобум палить из берданки, одновременно отползая от холма. Средний брат расставил ноги и, вытянув руку, тщательно целился из своего маленького пистолетика. При этом он выглядывал из-за закругляющегося склона, как из укрытия. Виконт, встроившись в небольшую расщелину, держал руку с оружием опущенной, не спуская глаз с приближающихся всадников. Двое из них повернули в сторону холма и открыли огонь по невидимому для них стрелку, а остальные продолжали следовать в прежнем направлении. Василий швырнул оружие в сторону и бросился к обочине, брат же его, напротив, выстрелил по двоим отклонившимся и, видимо, задел одного. Дуло винтовки другого тут же с треском вспыхнуло несколько раз подряд. Саша упала в снег за холмиком и вжалась в него, что было сил. Виконт по-прежнему ее не видел. Приподняв чуточку голову, Саша успела заметить, что он дернул было Федьку к себе, но тот, заметив бегство брата, ринулся за ним, крича на бегу:
— Василий, вертай назад! Трус! — Он наклонился над брошенной берданкой и в тот же миг, сраженный пулей, свалился в снег, даже не успев разогнуться. Саша снова прижалась к земле, потом заставила себя еще раз поднять голову. Что она может сделать, чем помочь Полю? Ему, наверное, надо как следует спрятаться, пока всадники его не обнаружили и не выстрелили в него тоже. Поль досадливо мотнул головой, глядя на упавшего, и поднял, согнув в локте, руку с маузером… Он стрелял! И так уверенно, что Сашин страх отступил, она смогла сесть. Почти не целясь, только слегка переводя дуло с одной движущейся мимо его укрытия мишени на другую, он мягко нажимал на курок. Четверо бандитов, начиная с ближнего, поразившего Федьку, один за другим повалились, как фигурки в тире: кто на спину лошади, кто слетел на землю, кто запутался в упряжи, и лошадь поволокла его, не сбавляя хода. Двое остальных не рискнули пересечь некую невидимую черту, оказавшуюся роковой для их сотоварищей, и поспешно повернули коней назад. К ним присоединился третий, подраненный Федькой. Виконт тотчас опустил оружие и подбежал, как-то нарочито раскачиваясь на ходу, к лежащему Федьке. Тот вдруг конвульсивно уцепился за него, потом руки его безжизненно разжались и он затих. Виконта теперь ничего не удерживало, но он внезапно дернулся и схватился за грудь: один из троих удиравших, обернувшись, выстрелил на полном скаку. Саша, не разбирая дороги, кинулась к Виконту. В это мгновение другой бандит швырнул что-то и раздался ошеломляющий взрыв. Саша увидела сквозь дым, что Виконт навзничь упал на землю. Дальше все для нее было, как в ужасном наваждении: она то ли брела к нему, то ли бежала: ноги не слушались, она проваливалась в снег, падала, звала его, снова вставала… Наконец, задохнувшись, упала рядом с ним. Его неподвижность и безмолвие были настолько немыслимыми, настолько чудовищными, что ее ум отказывался принимать непоправимость случившегося: и получаса не прошло, как он улыбался и спрашивал, не холодно ли ей рядом с ним, всего минуту назад он стоял, стрелял, бежал, наклонялся… Она втащила себе на колени его голову, зачем-то сняла шапку, мягкие густые волосы рассыпались на ее ладони. Увидела опаленную дырку около плеча его бекеши, несколько мгновений в ужасе на нее смотрела, потом зашлась в отчаянном плаче. Неужели вот так, вдруг, без предупреждения закончилась ее жизнь? Она не уйдет отсюда, просто, не уйдет никогда. Щеки и лоб Виконта стали мокрыми от ее слез. Совсем от них обессилив, она припала к нему и замерла. Сгущаются сумерки, ночью подморозит, она закоченеет, перестанет что-нибудь ощущать, наконец, умрет и все прекратится.
1758 год, в разгаре Семилетняя война. Россия выдвинула свои войска против прусского короля Фридриха II.Трагические обстоятельства вынуждают Артемия, приемного сына князя Проскурова, поступить на военную службу в пехотный полк. Солдаты считают молодого сержанта отчаянным храбрецом и вовсе не подозревают, что сыном князя движет одна мечта – погибнуть на поле брани.Таинственный граф Сен-Жермен, легко курсирующий от двора ко двору по всей Европе и входящий в круг близких людей принцессы Ангальт-Цербстской, берет Артемия под свое покровительство.
Огромное войско под предводительством великого князя Литовского вторгается в Московскую землю. «Мор, глад, чума, война!» – гудит набат. Волею судеб воины и родичи, Пересвет и Ослябя оказываются во враждующих армиях.Дмитрий Донской и Сергий Радонежский, хитроумный Ольгерд и темник Мамай – герои романа, описывающего яркий по накалу страстей и напряженности духовной жизни период русской истории.
Софья Макарова (1834–1887) — русская писательница и педагог, автор нескольких исторических повестей и около тридцати сборников рассказов для детей. Ее роман «Грозная туча» (1886) последний раз был издан в Санкт-Петербурге в 1912 году (7-е издание) к 100-летию Бородинской битвы.Роман посвящен судьбоносным событиям и тяжелым испытаниям, выпавшим на долю России в 1812 году, когда грозной тучей нависла над Отечеством армия Наполеона. Оригинально задуманная и изящно воплощенная автором в образы система героев позволяет читателю взглянуть на ту далекую войну с двух сторон — французской и русской.
«Пусть ведает Русь правду мою и грех мой… Пусть осудит – и пусть простит! Отныне, собрав все силы, до последнего издыхания буду крепко и грозно держать я царство в своей руке!» Так поклялся государь Московский Иван Васильевич в «год 7071-й от Сотворения мира».В романе Валерия Полуйко с большой достоверностью и силой отображены важные события русской истории рубежа 1562/63 года – участие в Ливонской войне, борьба за выход к Балтийскому морю и превращение Великого княжества Московского в мощную европейскую державу.
После романа «Кочубей» Аркадий Первенцев под влиянием творческого опыта Михаила Шолохова обратился к масштабным событиям Гражданской войны на Кубани. В предвоенные годы он работал над большим романом «Над Кубанью», в трех книгах.Роман «Над Кубанью» посвящён теме становления Советской власти на юге России, на Кубани и Дону. В нем отражена борьба малоимущих казаков и трудящейся бедноты против врагов революции, белогвардейщины и интервенции.Автор прослеживает судьбы многих людей, судьбы противоречивые, сложные, драматические.
Таинственный и поворотный четырнадцатый век…Между Англией и Францией завязывается династическая война, которой предстоит стать самой долгой в истории — столетней. Народные восстания — Жакерия и движение «чомпи» — потрясают основы феодального уклада. Ширящееся антипапское движение подтачивает вековые устои католицизма. Таков исторический фон книги Еремея Парнова «Под ливнем багряным», в центре которой образ Уота Тайлера, вождя английского народа, восставшего против феодального миропорядка. «Когда Адам копал землю, а Ева пряла, кто был дворянином?» — паролем свободы звучит лозунг повстанцев.Имя Е.